Записки учителя фехтования. Яков Безухий - [25]

На следующий день граф пришел опять; его сестры и мать поручили ему купить для них чепчики по его собственному выбору. Увидев его, я под каким-то предлогом ушла в комнаты мадам Ксавье и не появлялась в магазине до тех пор, пока он не уехал.

Вечером я получила от него второе послание. Он писал в нем, что все еще сохраняет надежду, так как думает, что я не получила его первого письма. Но, как и предыдущее, это письмо осталось без ответа.

На другой день пришло третье письмо. Тон его настолько изменился по сравнению с двумя предыдущими письмами, что он поразил меня. От первой до последней строчки оно несло на себе отпечаток грусти, напоминавшей, вопреки моему ожиданию, не печаль ребенка, у которого отняли любимую игрушку, а отчаяние взрослого человека, который лишился последней надежды. Он писал, что если я не отвечу на это письмо, то он попросит у императора отпуск и проведет четыре месяца с матерью и сестрами в Москве. Мое молчание позволило ему поступить так, как он намеревался. Полтора месяца спустя я получила от него письмо из Москвы; оно заключало в себе следующие слова:

«Я близок к тому, чтобы принять по собственной воле безумное обязательство, ставящее под угрозу не только мою будущность, но и мою жизнь. Напишите мне, что, возможно, в будущем полюбите меня: этот лучик надежды снова привяжет меня к жизни и я останусь свободным».

Я подумала, что это послание написано лишь для того, чтобы напугать меня, а потому оставила его без ответа, как и все предыдущие.

Спустя четыре месяца он прислал мне следующую записку:

«Я только что приехал. Первая моя мысль по возвращении — о Вас. Я люблю Вас так же, а быть может, еще больше, чем в тот день, когда я уезжал. Теперь Вы уже не можете спасти мне жизнь, но Вы еще можете заставить меня полюбить ее».

Это упорство, таинственные намеки в двух его последних письмах и преобладавший в них грустный тон побудили меня ответить графу, но письмо мое было, несомненно, не таким, какого он желал, хотя в нем и содержались слова утешения; и все же закончила я свое письмо уверением, что не люблю его и никогда не полюблю.

Вам кажется это странным, — прервала Луиза свой рассказ, — я вижу, вы улыбаетесь: по-видимому, такая добродетель у бедной девушки смешна. Но, уверяю вас, дело тут не только в добродетели, а в полученном мною воспитании. Моя мать, вдова офицера, оставшись без всяких средств после смерти мужа, воспитала таким образом Розу и меня.

Мне едва исполнилось шестнадцать лет, когда мы потеряли мать, а тем самым и скромную пенсию, на которую жили. Сестра стала цветочницей, а я — модисткой. В скором времени Роза полюбила вашего друга и отдалась ему, но я не поставила ей это в вину: я считаю вполне естествен-

ным отдать свое тело, когда отдаешь сердце. Я же тогда еще не встретила того, кого мне суждено было полюбить и оставалась благонравной без особых на то заслуг со своей стороны.

Между тем наступил Новый год. У русских, как вы скоро в этом убедитесь, начало года — это большой праздник. В первый день Нового года вельможа и мужик, генерал и солдат становятся братьями, а княгиня и модистка — сестрами. В этот день царь принимает у себя свой народ — двадцать пять тысяч билетов разбрасывается по улицам Санкт-Петербурга, как говорится, на волю случая. В девять часов вечера открываются двери Зимнего дворца и двадцать пять тысяч приглашенных заполняют залы императорской резиденции, которые все остальное время года доступны лишь высшей аристократии.

Мадам Ксавье раздала нам билеты, и мы решили пойти во дворец все вместе. Наше участие в этом празднике было тем более осуществимым, что, как это ни странно, несмотря на огромное стечение народа на этих приемах, там не бывает ни беспорядка, ни наглых приставаний, ни краж, хотя напрасно было бы искать там хоть одного стражника. Уважение, которое внушает император, распространяется на всех, и самая невинная девушка находится там в такой же безопасности, как в спальне своей матери.

Уже около получаса мы находились в Белом зале дворца, теснота в котором была так велика, что, казалось, уже ни одному человеку нельзя было найти там места, как вдруг из всех залов понеслись звуки полонеза. Одновременно послышались крики: «Император, император!» В дверях появляется его величество, вместе с супругой английского посла возглавляющий танец; за ним следует весь двор; все теснятся, публика расступается, и в открывшееся пространство шириной в десять футов устремляется толпа танцующих, проносясь словно поток бриллиантов, перьев, бархата и духов; позади же вереницы танцующих все толкаются, задевают друг друга, теснятся. Отделенная от своих подруг, я безуспешно пытаюсь присоединиться к ним; лишь на мгновение я замечаю, как они мчатся мимо меня, будто подхваченные вихрем, и тут же теряю их из вида; я хочу присоединиться к ним, но все бесполезно: мне не удается пробиться сквозь плотную людскую стену, которая отделяет меня от них, и я оказываюсь одна среди двадцати пяти тысяч незнакомых мне людей.

В ту минуту, когда, совершенно растерянная, я уже готова была обратиться за помощью к первому встречному, ко мне подошел человек в домино и я узнала в нем графа Алексея.