Записки. Том II. Франция, 1916–1921 - [137]

Постоянные реквизиции, жестокие репрессии по доносам в большевизме разных селений и лиц, в то время как большевистская пропаганда свободно разгуливала по всей стране и советское правление в контакте с крупными разбойными бандами создали в населении ненависть к Колчаку, в сущности меньше всех виновному. Страдальческое было положение населения, верстах в 80 по обе стороны Сибирской железной дороги, оно было особенно невыносимо. Дальние деревни меньше страдали; они окопались и от белых, и от банд разбойников.

Несчастная страна стонала, а высшее управление не видело, не чувствовало это и занималось своими делишками, меняя настроение по мере того, как менялось положение.

Обширные канцелярии писали, что-то предлагали.

Все, что издали, казалось, имело вид какой-то организации, на самом деле был мусор. И корни этого разложения крылись в отсутствии организации с первых же шагов жизни правительства и в людях, сбежавшихся не для спасения России, а для личных своих целей и воровства. Несколько искренних людей были бессильны в этой массе себялюбивых и разнузданных развалом армии и революцией. Прискорбна была роль Генерального штаба в этой трагедии. Ничего, кроме отрицательного, он не дал. Еще в старших видны были известные проблески, но плеяда молодых начисто разыграли своим незнанием, самомнением и неустойчивостью свое отечество. Во всем этом большом механизме и организме причиной его бедственной работы были управления, т. е. органы Генерального штаба. Ничего они не дали для создания и урегулирования работы и обуздания центробежных вредных сил.

Пишу это как первый и в сущности последний начальник Генерального штаба{430}, мечтавший из этого, в сущности выбранного корпуса, сделать полезный для государства орган. Увы, неполных 3 года, естественно, оказались недостаточными, чтобы даже вырыть фундамент для этого здания.

Однако в 1905 и в начале 1906 органы эти, в особенности на железной дороге дали многое, чтобы выйти из хаоса. Но это были еще старые отпрыски, а молодые были, к сожалению, не слуги России. Много было хорошего в нашем Генеральном штабе и, не сомневаюсь, и среди наличных: откинув плевелы, найдутся хорошие, которые и теперь покажут, что русский Генеральный штаб был добротен.

Что собралось в Сибири, в значительной степени не высокопробно. Не буду называть лучших, они всем известны, из них и бедный Каппель положил свою голову.

Часть носивших военный мундир, к сожалению, из молодых, оттесняли более пожилых, опытных и проникнутых желанием делать дело. Последовательно были оттерты Розанов{431}, Степанов{432}, Дитерихс, Лохвицкий и другие. Головин, пробыв несколько дней, ушел из-за болезни; он уехал больным, в пути его состояние ухудшилось и, прибыв, должен был скоро уехать.

Адмирал Колчак, по своему положению Верховного Правителя, не мог воплотить в себе все, нагромоздить войска, всех поднять, что было на бумаге, иметь большую цифру вооруженной силы, не заботясь о том, можно ли их кормить, одеть, обуть, вооружить, сплотить, обучить, дать им офицеров и кадры, все это создавало затруднения и привело к разложению, при больших пространствах Сибири. Все это могло бы быть поведено иначе, если бы среди окружавших адмирала Колчака были люди с организаторским смыслом, а не канцеляристы вроде Лебедева.

Но оговорю, начало, было положено до Колчака в 1918 году, когда Сибирь уже шла ходуном. Но, мне кажется, именно это обстоятельство и должно было в зиму 1918–1919 года и даже летом 1919-го года заставить людей посвятить все силы на устройство и отбор, не выступая против большевиков, пока устроение у себя по железной дороге и в стране не было бы закончено. Поступление было обратное. Правда, всё было в ажиотации. У себя боролись партии, вне – разгуливал большевизм и своеволие. Может быть, иначе и нельзя было поступить. Поступать разумно всегда можно, но люди, там собравшиеся, к этому не были склонны и неспособны. Они, по-видимому, не отдавали себе отчета, ради чего они собрались в Омск. Они жили текущей жизнью, удовлетворяли свои страсти данной минуты, но главная их цель – освобождение России, ушла куда-то очень далеко.

Они и погибли, а Сибирь осталась в состоянии анархии, быть может более сильной, чем анархия в Европейской России.

В октябре прибыл Занкевич и, после ухода Дитерихса, вскоре стал в положение частного начальника штаба Верховного главнокомандующего. Все деятели вооружились высокими титулами. Без них мы шагу не можем ступить. Любовь и пристрастие к титулам, или приверженность к большим окладам, связанная с этим, решать не берусь.

После ухода Дитерихса, рассорившегося с адмиралом Колчаком, стал Сахаров в звании главнокомандующий сибирской армии, т. е. 3-х групп вооруженных людей на бумаге и на карте, изображаемых вроде 3-х армий, на самом деле 3 толпы, и к октябрю 1919 года ни к чему не способных, хотя штабы писали о боях, об операциях, отголоски которых докатились сюда и обманывали наш слух и наше представление о происходящем в Сибири. Гораздо осмысленнее организовались разбойные шайки. Барнаул, Минусинск, Кузнецк и другие пункты были их центры. Они подчинялись в своих действиях указаниям большевиков. Центры их были укреплены, расположись они в хлебных местах. Были они хуже войск, Занкевич определить не мог. Для бедного населения, в особенности при железных дорогах, это были грабители одинакового свойства.