Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы - [21]

– Да у меня есть трошки, обожди, – Михеич негнущимися пальцами расстегнул верхние пуговицы на телогрейке и полез за пазуху. Порывшись, он извлек слегка примятую с боков початую пачку «Беломора».

Одобрительно хмыкнув, Митрич присел рядом и выудил из бокового кармана пиджака холщовый кисет с вышитый цветными нитками, неторопливо развязал его и осторожно высыпал на левую ладонь щепотку содержимого. Приятель тем временем выбил из пачки папиросу, поднес ее ко рту, с силой дунул, удалив табак в согнутую ладонь. Затем предал пустую гильзу и выдутый табак соседу. Табак был заменен на содержимое кисета.

Митрич зажал губами папиросный новодел и чиркнул спичкой. Глубоко затянувшись, он задержал дыхание, а после с шумом выдохнул дым. Пока Твердов соображал, что же там на лавочке сейчас происходит, Митрич передал удлинившуюся папиросу Михеичу. Тот также с шумом, жадно глубоко затянулся и даже, как показалось Твердову, перестал дышать.

По запаху «председатель» к своему глубокому удивлению догадался, что курили почтенные старцы. Ему даже сделалось жарко: в голове не укладывалось, чтоб вот так, запросто, среди белого дня, два убеленных сединами ветерана, курят то, что, насколько он знал, могут свободно курить только в Голландии. Твердов протер глаза: может, ему все это кажется? Нет, вон в пяти метрах сидят два мухомора и неспешно «забивают косяк».

Пока Твердов осознавал увиденное, старички без тени смущения живо оприходовали коноплю из кисета. Заметно повеселевшие дедки рассмеялись и принялись с жаром обсуждать какого то простофилю Вальку, от которого его стервозная Нинка ушла к ушлому Егору. И судя по репликам, никого не смущал тот факт, что персонажам любовного треугольника далеко за семьдесят.

– Чего скис? – в кабину проник неунывающий Серега и, прищурившись, посмотрел на «Председателя».

– Видишь тех старичков? Кажется, они коноплю курят.

– И че? – Серега завел машину и, захлопнув дверцу, начал сдавать задом, пытаясь развернуться в сторону дороги. – Ни разу не видел, чтоб люди забивали косячишко? Сам-то пробовал?

– Я?! Не-е, – замотал головой Твердов. – Только один раз видел, как ребята курили.

– Хочешь попробовать?

– Нет. Ну, его!

– О-о, Серёга, здорово? – подал голос, ободрившийся Митрич, увидев водителя.

– Здорово, Митрич, – кивнул ему Серега, выровняв машину.

– А кто это рядом с тобой сидит? Что-то никак не признаю. К кому приехал?

– Да это Саня, студент, на картошку в колхоз прибыл.

– А-а-а, студент. Ну, на картошку – дело хорошее, нужное. Студентам мы завсегда рады.

– Как дела, Митрич? – продолжил разговор Серега, подъехав поближе к сидящим на лавочке старикам и по пояс высунувшись в окно. – Доброго здоровьичка, Михеич! А ты как поживаешь?

Старички оживились и принялись обсуждать уже с Серегой последние деревенские новости. Задумавшийся Твердов не стал вникать в разговор, а лишь для вида улыбался и смотрел куда то в сторону. Там за забором росла огромная черемуха, и ее тяжёлые черные ягоды, гроздьями висевшие на корявых ветках, уже начали осыпаться. Интересно, а какие они на вкус?

– Тебя спрашивают, – вывел его из прострации обернувшийся к нему Серега. – Надолго, старики интересуются, к нам приехали?

– Не знаю, сказали на месяц, – кивнул пенсионерам Александр, – а там как получится.

– Заходите в гости, – приподнял с плешивой головы кепку Митрич, – я тут рядом живу. Вон Серега знает. На рыбалку сходим на озера, у меня и лодка есть.

– Странно, такие милые дедушки, а коноплю курят, – вслух озвучил свои противоречивые мысли Твердов, когда наговорившись, Серега все же поехал дальше.

– А что, они не люди что ли, – хмыкнул водитель. – Я бы тоже курил, но у меня на коноплю аллергия.

– Да, но им лет-то сколько?

– Еще не старые: семидесяти точно нет. Но войну прошли оба. Митрич танкистом на фронте был: два раза в танке горел, трижды ранен, две Славы имеет. Говорит к третьей представили, но приказ где-то затерялся. Так бы был полный кавалер, а это, между прочим, приравнивается к Герою Советского Союза.

– Прикольно, – тихо произнёс Твердов, – курящий коноплю Герой Советского Союза.

– А второй, Михеич, – словно не слыша собеседника, с заметной гордостью продолжал свой рассказ Серега, – в связи служил. Почти всю войну прошел, тоже Славу одну имеет и медаль за Отвагу. Но ни одной царапины не получил. Они дружбаны еще со школы. Вместе и на фронт уходили и почти одновременно пришли с войны.

– И вместе коноплю курят.

– Да далась тебе эта конопля, – скосился на него Серега, – у нас тут, почитай, все мужики курят: от мала и до велика. И как ее не курить, если она здесь везде растет. Вон смотри, – тут он резко затормозил и остановил автомобиль на самой окраине деревни недалеко от автозаправочной станции. – Иди сюда!

Тяжело вздохнув, Твердов нехотя открыл дверь и спрыгнул на землю. Серега склонился над высоким кустом какого-то темно-зеленого растения с узкими зубчатыми листьями и, проведя по нему рукой, стряхнул осевшую пыль.

– Узнаешь?

– Нет, а что это? Конопля?

– Она родимая, – улыбнулся Серега, вытирая руки о промасленные штаны. – Только эту, что вдоль дороги растет, у нас никто не берет, брезгуют. Поближе к Амуру там повыше помясистее – куда лучше. От нас же до Амура всего десять км. А там погранзона, Китай. Чужие туда не шастают, только местные. А у нас пропуск за колючку почти у всех есть.