Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы - [15]

– О-о, что я слышу?! Подъем флага – имеет не только бытовое значение, но и политическое. Весьма скверно, что вы этого не осознаете. При случае я буду вынужден доложить вашему руководству.

– Юрий Ильич, ну зачем же так сразу пороть горячку, – Полоскун аккуратно взял под ручку Ендовицкого и отвел его к росшему неподалёку тополю.

Пока они там тихо переговаривались между собой, строй распался, и расслабившиеся бойцы стали вполголоса обсуждать увиденное. Мохнатов с отрешённым видом облокотился об флагшток и закурил.

– Виктор Сергеевич, там, на крыльце полное ведро холодной воды стоит. Кружка рядом, – подмигнул ему Твердов.

Мохнатов вразвалочку подошел к крыльцу дома парней, нагнулся, зачерпнул полную и жадно, проливая на небритые щеки и шею воду, осушил все до капельки. С довольной улыбкой отер рукой рот и набрал еще одну. Напившись, хирург не спеша вернулся назад. К этому времени парторг и Полоскун закончили переговоры и оба довольные вернулись к заждавшимся их ребятам.

– Ладно, бойцы, мы тут с Максимом Сергеевичем основные вопросы обговорили, надеюсь, в дальнейшем сбоев никаких не произойдет, – не глядя на Мохнатова радостно сообщил Ендовицкий, – и мы с вами дальше без проблем соберем урожай. Сейчас составьте список, чего вам не хватает, передайте его вашему командиру, а тот в свою очередь председателю, и подходите в столовую. Николай Кузьмич туда подойдет часам к восьми. А мне нужно бежать дальше.

Ендовицкий еще раз улыбнулся и, повернувшись через левое плечо, направился к калитке ведущую на улицу.

– «Союз нерушимых республик свободных…», – понеслось ему в след из динамика заработавшего магнитофона.

– Очень актуально, – буркнул под нос парторг и, не оборачиваясь, вышел на проезжую часть.

– А что, если я только перемотал, – развёл руками Паша Чиж, – этот жлоб впихнул нам какую-то покоцаную кассету и думает, что она станет хорошо играть. Ее уже раз десять минимум зажевало еще до нас.

– Ладно, не бурчи, – похлопал его по спине Полоскун, – я договорился с парторгом, что обойдемся без гимна.

– И без подъема флага? – оживились ребята.

– Нет, от подъема флага отвертеться не удалось. Тут уж ничего не попишешь.

– Максим Сергеевич, а нельзя его послать куда подальше? Кто он такой? Какой-то парторг, какого-то колхоза «Красный пахарь», – с брезгливым выражением лица поинтересовался Пакет.

– Этот, как ты его назвал, «такой» так может тебе подгадить, что мигом из института вылетишь, не успев ощутить все прелести студенчества. Завтра же домой отправит. Не буди лихо, пока оно тихо.

– Не знаю, шугаться какого-то упертого парторга, поднимать по утрам знамя, вечером его опускать. Фи-и, бред!

– Для тебя, может, и бред, тебе, может, и все равно: вышибут тебя из института или нет, а мне нет! – накинулась на него Вика Глазова. – Я не для того в него поступала, столько нервных клеток истратила, чтоб из-за такой мелочи и отчислили. От тебя что убудет, если ты две минуты утром постоишь вместе со всеми?!

– Ладно, ладно, – отошел от нее Пакет, – чего ты сразу набросилась? Надо, так постоим, правда, Пахом?

– Ну, постоим, – скривился Сергей Пахомов, – надеюсь, речевку не нужно будет орать? Типа: – Кто шагает дружно в ряд? Пионерский наш отряд!

– Ну-у, Сергей, ты уж совсем хватил лишку, – протянул Максим Сергеевич, – никто от нас таких вещей не требует. Я, признаться, не пойму, чем вы не довольны? Ведь подъем флага утром красивая традиция. На флоте, вон, на каждом боевом корабле поднимают.

– Максим Сергеевич, мы же не на флоте, – произнес стоявший за его спиной Твердов. – Мы приехали сюда, собирать колхозную картошку. Так давайте уже заниматься тем, для чего прибыли.

– А одно другому не мешает, – возразил ему Полоскун. – Ты, между прочим, поступил в советский ВУЗ, в государственный, и у вас будут такие предметы как история КПСС и марксистко-ленинская философия, и научный коммунизм. Последний, кстати, входит в число государственных экзаменов.

– Научный коммунизм?

– Да, представь себе! А ты что, не знал?

– Честно признаться, нет. И что, если я не знаю научного коммунизма, то не смогу работать врачом?

– Советским врачом, Александр! Улавливаешь разницу? И бумага, написанная Ендовицким, в партком института очень осложнит жизнь тому, кто этого не понимает. Все, ребята, хватит дискуссий, пора уже выдвигаться в столовую, а там и в поле. Лучше прикиньте, чего вам не хватает, и составьте список. А ты, – он медленно повернулся к насупленному Виктору Сергеевичу, – отойди, пожалуйста, надо пошептаться.

Минут через сорок нестройной колонной, под предводительством Сергеичей первокурсники пошли по пустынным улицам деревни к колхозной столовой. С ними не было только двух бойцов: Светы Александровой – неприметная маленькая блондинка с длинными белесыми ресницами, смеющимися голубыми глазами и увалень Костя Голиков, с легкой руки Паши Чижа – «Тормоз». Их фамилии в списке бойцов отряда значились первыми по алфавиту, поэтому они остались дежурить по лагерю.

Костя удивился, когда знающие ребята шепнули ему, что Света не так проста, как кажется на первый взгляд. Что ей не так давно исполнился двадцать один год, и она успела окончить медицинское училище, и поработать пару лет акушеркой в городском роддоме. До того юной и невинной она казалась со стороны, что больше напоминала прилежную старшеклассницу. Только глаза и выдавали в ней уже повидавшую трудовую жизнь девушку. Рыхлый и высокий с черными кудрями Костя сразу «запал» на маленькую и стройную Свету – красивую блондинку с прямыми, длинными волосами. Оттого он безропотно остался дежурить по лагерю, хотя до этого не очень-то и хотел наводить порядок в расположении отряда.