Записки старого петербуржца - [150]
Мы были теперь на высоких песчаных холмах на берегу древнего Иольдиева моря, там, за Лесным, возле Сосновки, рядом с Удельной. Далеко за спиной остались серые ряды новых домов, высящихся среди плоских и мокрых, как сибирское Васьюганье, южных подгородных равнин. Тут был как бы другой город – со сложным, непетербургским рельефом и, главное, весь зеленый, весь в раскидистых кронах старых, в молодых порослях юных деревьев и деревцов, рядом с которыми красиво играли… Да, да! Точно такие же, как там (стены и окна очень похожи на те), точно так же чередующиеся (коробок на боку, коробок стоймя) – дома… А все – совершенно иное: красивые улицы, разнообразный пейзаж. И те же дома выглядели тут вроде как бы и другими, непохожими, более интересными, индивидуальными, живыми…
Странная мысль приходит в голову: а что если сравнять эти холмы и, главное, вырубить эти деревья, уничтожить кусты?.. Неужели бы тогда и тут получилось то же, что там, на южных болотах? Но если так, может быть и наоборот! Когда там зашелестят листья, фасады – здесь прикроются, там выступят из-за густых крон, свежая зелень заиграет на фоне строгого бетона; может быть, и там тогда все окажется вовсе не таким пресным, стандартным, одинаковым, как сейчас?
Поживем – увидим! Ведь и на самом деле возможно, что, когда Трезини разбивал улицы своей Коломны или воздвигал первый вариант собора на низком и пустом Заячьем острове, когда по берегам Невы, над ее неспешным "наплеском", кое-где "вызначивались" среди невысокого, хмурого болотного леса тут – дворец Данилыча-Меншикова, там – Кикины палаты, – тогда тоже потребовалось бы немыслимо бурное воображение, чтобы за всем этим рассмотреть в будущем "гордый град", "красу и диво"? И наверное, тем, кто бормотал тогда себе в бороду зловещее: "Петербургу быть пусту", неприятны, отвратительны были первые наметки города, особенно когда их невольно сравнивали с золотоглавой, обжитой и нарядной, давно сложившейся, давно обретшей свой неповторимый облик Москвой?
Может быть, у нас просто не хватает воображения, а у архитекторов и проектировщиков будущего Ленинграда его достаточно?
Что ж? Скажу еще раз: поживем – увидим! Одно могу утверждать, как на духу: более сильного впечатления, чем от созерцания этих, со всех концов и сторон окольцевавших огромный город, строительных работ, от этого, говоря прямо, строительного неистовства, но неистовства необходимого, радующего, желанного, – я не испытывал никогда…
Нет, я не вижу причин стыдиться, если в этом новом Ленинграде я не знаю почти ничего. Это город, по площади, по расстояниям, по числу зданий, проездов, площадей во много раз превосходящий то, что я привык считать своим Ленинградом. Очевидно, воздвигнуть его можно и за небольшой отрезок человеческой жизни. Но изучить его… На это не хватит и целой жизни. Моей по крайней мере. Потому что такие работы, вероятно, видны даже с Марса. С Луны уж несомненно.
После нашей экскурсии состоялось обсуждение увиденного. Вот вкратце то, что я говорил там.
Утверждают: тот, кому доверено высокое право быть зодчим в Ленинграде, должен работать в "петербургском стиле", "в высоких традициях петербургской архитектуры".
Тут слова не возразишь. Новые здания наши, конечно, не смеют торчать нелепыми присадками и довесками к прекрасному городу, не могут казаться случайно ставшими в строй ветеранов-гвардейцев неприбранными новобранцами.
Но стоит задуматься над вопросом: а что собой представляет этот, будто бы не нуждающийся в определении, единый и всеобщий "петербургский стиль"?
Я не архитектор, не градостроитель, мои мысли по этому поводу ни для кого не обязательны. Но я – петербуржец и ленинградец. Это чего-то стоит.
Я отлично помню: в 1911-1912 годах на Петроградской стороне, против Петропавловской крепости, бок о бок с деревянной Троицкой церковкой, у начала в те дни великолепного (и уж такого питерского!) Каменноостровского проспекта сначала решили построить, а затем и построили мусульманскую мечеть.
Уже с публикации проекта поднялся переполох. Архитектора Кривицкого обвиняли в безвкусии, в разрушении силуэта города, в нарушении петербургской северной строгости, в варварском отношении к единству облика города. Как так: перенести в Петрополь, на "брега Невы", к Летнему саду, к крепостному шпилю, к Домику Петра Первого среднеазиатскую, с голубыми изразцами, с тонкими минаретами, мечеть? Запретить! Или уж по крайней мере – осудить, заклеймить так, чтобы впредь было не повадно…
Надо признаться, паника была довольно основательной: стиль Петербурга – и стиль жаркого, синенебого, желтопесчаного Самарканда! Почти точная копия купола Гур-Эмира над свинцовыми водами Невы! Несообразно!
И что вы скажете? Прошло полвека, и разве теперь она кажется нам чем-то чужеродным в ансамбле Петроградской стороны, когда на нее смотришь даже почти в упор с Кировского моста, с набережной возле Лебяжьей канавки? Да – ничего подобного! Я не знаю, что думают об этом рафинированные знатоки и снобы; рядовому старому петербуржцу она давно уже представляется украшением города, эта мечеть. Уничтожьте ее – и городской пейзаж в этой части Ленинграда бесспорно что-то потеряет.
Авторы пересказали для детей циклы древнегреческих мифов о Язоне и о Геракле.
Лев Васильевич Успенский — классик научно-познавательной литературы для детей и юношества, лингвист, переводчик, автор книг по занимательному языкознанию. «Слово о словах», «Загадки топонимики», «Ты и твое имя», «По закону буквы», «По дорогам и тропам языка»— многие из этих книг были написаны в 50-60-е годы XX века, однако они и по сей день не утратили своего значения. Перед вами одна из таких книг — «Почему не иначе?» Этимологический словарь школьника. Человеку мало понимать, что значит то или другое слово.
Книга замечательного лингвиста увлекательно рассказывает о свойствах языка, его истории, о языках, существующих в мире сейчас и существовавших в далеком прошлом, о том, чем занимается великолепная наука – языкознание.
«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.
На 1-й странице обложки — рисунок А. ГУСЕВА.На 2-й странице обложки — рисунок Н. ГРИШИНА к очерку Ю. Платонова «Бомба».На 3-й странице обложки — рисунок Л. КАТАЕВА к рассказу Л. Успенского «Плавание «Зеты».
Рассказы из цикла «Записки старого скобаря». Словечко это Лев Васильевич Успенский всегда произносил с удовольствием и сам называл себя скобарем. За живыми узорчатыми зарисовками быта, нравов, характеров Псковщины 1917–1923 годов встают неповторимые, невыдуманные картины времени. Такой помнил и любил Псковщину писатель, живший подолгу в детстве и юности в небольшом псковском имении Костюриных (девичья фамилия матери), а позднее работавший в тех местах землемером. В этих рассказах, как говорил сам писатель, беллетристика сливается с занимательной лингвистикой.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.