Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы - [22]

В почтовом отделении Кореновского района ввиду зимней распутицы скопилось много почты. На помощь почтальонам были мобилизованы несколько учеников местной школы для ее разбора. Один из учеников принес мне выкраденное им письмо, адресованное в местный НКВД. Мы его, конечно, вскрыли. В нем была информация об общем состоянии умов в одной из станиц, перечислены поименно неблагонадежные лица. Автором был священник кладбищенской церкви, он перечислял, кто говел, кто прикладывается всегда к кресту, кто усердно посещает церковь и т. д. Впрочем, и эти чудом спасшиеся священники платили высокие налоги, которые перекладывали на прихожан.

Но я видел и других священников, замаскировавшихся в разных бухгалтеров, парикмахеров, продавцов… Я видел одного священника, который просидел под полом в коровнике 9 лет, не видя божьего света. Это был редкий случай конспирации. Несколько верующих женщин свято хранили эту тайну.

Делами церкви — конечно, кроме НКВД ведал официально пятый отдел НКЮ, а ныне — министерства юстиции. Одним из консультантов его является бывший профессор Московского университета Гидулянов. Я у него сдавал государственный экзамен по церковному праву. В 1913 году он был даже ректором Московского университета. Он на меня производил впечатление робкого и безвольного человека. Как я уже упоминал, под его редакцией вышла довольно объемистая книга. Это был сборник циркуляров, разъяснений, декретов и решений Верховного суда по религиозным делам. Если судить по этой книге, в основу советской политики по религиозным делам положены разумные гуманные взгляды и принципы полной свободы и веротерпимости, но если взглянуть на разрушенные и оскверненные храмы, если вспомнить всех замученных и убиенных служителей Христа, вспомнить всех сосланных в Сибирь на тяжкие работы, которые так и поехали, держа в руках эту книгу профессора Гидулянова, тщетно надеясь, может быть, с места ссылки обжаловать приговор тройки, пятерки или суда, — то станет ясно, что все эти циркуляры, решения, разъяснения существуют только для экспорта и пропаганды.

* * *

Заканчивая повесть об Уголовном кодексе, я хочу остановиться еще на двух статьях: 107-й и 169-й УК РСФСР. Статья 107 преследует спекуляцию. В законе она определена так: «Скупка и перепродажа частным лицам в целях наживы (спекуляция) продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления» карается лишением свободы на срок не ниже пяти лет с полной или частичной конфискацией имущества. Верховный суд разъяснил в одном из своих определений, что статья 107 должна применяться лишь в тех случаях, когда установлено, что обвиняемый занимался этим как промыслом, что эти деяния были источником его существования, что единичные случаи перепродажи трудящимся не содержат состава преступления. Казалось бы — логичные и стройные рассуждения. Однако из судебной практики видно, что статья 107 применяется судами вовсе не в случаях спекуляции, а по совершенно другим поводам. Задачей ее является ликвидация остатков «единоличного сектора» и перевод населения на социалистические рельсы. Впрочем, в эпоху НЭПа она не применялась. Эта статья есть детище зрелого социализма.

Перед судейским столом стоит бедно одетый рабочий без пиджака, в одной рубашке и бумажных брюках. Рядом с ним его жена, босая, в ситцевой юбке и кофточке, на руках у нее грудной ребенок, завернутый в разное рванье; другого ребенка, также босого, она держит за руку. Сзади них на скамье подсудимых сидит старая и глухая женщина с костылем в руках. Она тоже бедно одета, на голове у нее белый платок. На судейском столе лежат вещественные доказательства совершенного преступления: железная кастрюлька емкостью в 2 литра, деревянная доска размером в шахматную доску, деревянная круглая каталка (скалка), несколько маленьких жестяных формочек в виде лошадиной головы (коники), стручкового перца и т. д.

Сущность дела такова: рабочий местного металлургического завода, получая 150 руб. жалования и не имея поэтому возможности прокормить семью, возвращаясь с работы домой, делал из сахара и муки с добавлением краски подобие конфет (так называемые марафеты) в виде коников, перчиков и других изображений. Жена его, выходя на улицу, ставила табуретку, раскладывала на ней товар и продавала эти «кондитерские изделия» на окраине города местным детишкам. В то время, когда она лежала в родильном доме и разрешилась ребенком, которого и принесла в суд, «реализовывала продукцию» их соседка, старуха 84 лет. Вслушиваясь в разбор дела и отстраняя рукой платок от уха и опираясь на палку, она не могла понять, в чем она обвиняется, и старалась доказать, что она не обманывает своих доверителей и, продавая коников по 10 коп. и перчики по И коп., она правильно сдавала выручку своим хозяевам, удерживая в свою пользу лишь по одной копейке. Все трое обвинялись в спекуляции, и им грозило лишение свободы на срок не менее 5 лет с конфискацией всего имущества, так как они не имели патента на кондитерское ремесло и на право торговли и использовали, кроме того, для своих изделий «дефицитные товары» — сахар и муку, как значилось в обвинительном заключении. Рабочий не имел никакого имущества, кроме орудий и средств производства, лежавших на судейском столе как вещественные доказательства, а соседка их имела крытый камышом домишко на окраине города.