Записки сотрудницы Смерша - [60]

Из «установки» уходила со слезами на глазах. Тогда думала, что забуду прошедшее, но в мае 2010 года после тяжелой операции, выходя из наркоза, многое из пережитого увидела не то во сне, не то наяву… Все время мерещился полковник, которого мы задержали на Гончарной улице, как на вопрос: «Где наша девушка?» — он крикнул: «Убил бы, если бы знал, что ваша!» Даже сейчас закрываю глаза и вижу этого человека, его злобную рожу, руку, тянущуюся к моему лицу. Становится страшно. Полковник Збраилов нас учил, когда арестовываешь человека, не смотреть на него, не встречаться с ним глазами. Я всегда так и делала, а того полковника вообще не видела во время ареста, только его спину, и то в темноте. Но он теперь преследует меня во сне.

Меня принял заместитель начальника отдела кадров особого отдела полковник Анатолий Александрович Малыгин, сразу же вызвал начальника особого отдела 1-й армии ПВО особого назначения полковника Михаила Ивановича Зиберова, в аппарат которого я и была направлена. Вошел симпатичный 38-летний мужчина, протянул мне руку поздороваться. Когда я увидела его ладонь, мне чуть дурно не стало: показалось, что это ладонь моего Анатолия Харитонова. Голос спокойный, тихий, ласковый — все это совпадало с моим Анатолием. Михаил Иванович, видя мое замешательство, спросил: «Вам плохо?» Я взяла себя в руки, ответила на все вопросы, главным образом о семье, и Зиберов дал согласие на мой переход в отдел.

1-я армия особого назначения тогда только создавалась, сюда сотнями направляли офицеров и солдат, которых мы проверяли, давали допуск к секретной работе, но многим по разным причинам отказывали. Необходимо было завершить формирование как можно быстрее, поэтому все мы работали даже в выходные. Особые отделы округа и 1-й армии располагались тогда в штабе округа, на Мясницкой улице. Коллектив был отличный, почти все фронтовики, многие прошли войну до Берлина, а некоторые затем направлены на Дальний Восток. Начальником особого отдела округа являлся Александр Иванович Матвеев, отделом кадров руководил полковник Бакиров. По отделу ходила частушка, которую сочинил наш офицер, полковник Трепилец: «На эстраде — комик Миров, а у нас — паша Бакиров» (паша с ударением на последний слог или имя Паша?) Сколько частушек и эпиграмм сочинял Трепилец! Бывало, войду с документами в кабинет, где он сидел, тот всем сообщает: «Вошла девушка с родинками». Всегда смех, не было ни интриг, ни ссор, работалось спокойно. Матвеев был строгим, но справедливым человеком, его очень уважали.

Начальником 2-го сектора был полковник Михаил Петрович Терентьев, подчиненные считали его отцом родным. Как же он защищал своих сотрудников, а если видел, что над кем-то сгущается туча, быстро переводил того в другие отделы. Однако на партсобраниях и совещаниях всегда выступал с критикой и никого не боялся. Начальником 1-го сектора являлся полковник Николай Петрович Травкин, веселый, общительный человек, который также всегда стоял горой за своих подчиненных. Терентьев, Травкин и Зиберов дружили между собой и вообще были самыми веселыми людьми в особом отделе.

Весь коллектив был дружен. Машинистка Галя Суботко увидела, что я в туалете сцеживаю молоко для своей дочурки, и сказала об этом своему мужу, коменданту особого отдела округа. Тот доложил Зи-берову, который просил передать мне, чтобы я в часы кормления брала его автомашину и ездила домой. Но я постеснялась, и мама не советовала пользоваться этим. А вскоре и молоко грудное пропало, стала кормить Лену детским питанием.

Вскоре из особого отдела Московского округа ПВО меня перевели в 3-е Главное управление МГБ, в отдел, где оформляли допуски. Года через полтора у меня был утерян документ — допуск на одного офицера. Так как на нем стоял гриф «секретно», то нас с начальником группы наказали. Меня перевели обратно в МО ПВО, а начальника — в Приволжский военный округ. Сотрудники отдела нас защищали, но ничего не помогло. Впоследствии я узнала: моя должность была нужна для другой женщины, подруги секретаря парткома. С тех пор я еще больше невзлюбила партийных работников, которые пришли к нам в органы, как они всюду твердили, «на укрепление».

Когда возвратилась в особый отдел Московского округа ПВО, то подала заявление на увольнение, но генерал Матвеев так хорошо, по-дружески меня встретил, сказав, что здесь меня очень хорошо знают и как работника, и как человека, и уговорил из органов не уходить. А вскоре секретарь отдела 3-го Главного управления Люба Дроздова обнаружила этот злополучный допуск, подшитый в другое дело, сказала, чтобы я с этим документом пошла к начальнику главка, но я отказалась: в округе мне было хорошо и спокойно, хотя обида в душе осталась. Так и не ушла из контрразведки, хотя Гречанинов всегда говорил, что я была бы хорошим преподавателем в средней школе и меня давно бы выдвинули директором.

Как только пришла в округ, меня избрали в партбюро, и я снова втянулась в культурно-массовую работу: раз в месяц проводила беседы на литературные темы, рассказывала о новинках художественной литературы, писателях, художниках, композиторах. У нас в отделе каждый месяц проходили сборы опер-состава, и партбюро решило приурочить эти беседы ко дню сборов, чтобы присутствовали все сотрудники отдела и оперсостав. Мы старались приучить всех офицеров к чтению художественной литературы, поэтому стали организовывать читательские конференции. Они проходили оживленно, выступали почти все присутствующие, так что вскоре стало ясно, что мы добились своей цели. Особенно активным был оперуполномоченный 2-го сектора капитан Роман Соколов, который больше половины своей зарплаты тратил на толстые литературные журналы, был в курсе всех новинок. Я привлекала к беседам и оперсостав, тех людей, кто знал что-то интересное и мог об этом рассказать. Например, подполковник Аполлонии несколько лет прослужил в Польше. Поговорив с ним, я решила, что он проведет беседу «Ленин в Польше». Всем понравилось.