Записки сотрудницы Смерша - [59]

Александр был дружен с Михаилом Ивановичем Зиберовым, они всегда говорили, что будут и после смерти лежать на кладбище недалеко друг от друга. В последнее время Александр очень болел. Когда его в последний раз увозили в госпиталь, просил, чтобы я пришла на похороны. Похоронили его на Химкинском кладбище, мы с Леной поставили на могиле стелу. Вспоминаем его часто, Лена ходит в церковь, поминает его и Миру Ивановну. О нем хорошо вспоминают Валерий, Саша, Маша и мы с Леной и Левой. В последние годы Лена особенно тесно общалась с отцом и больше его полюбила. Я иногда корю себя за то, что не могла простить его за измены. Я хотела подарить картины Александра его подругам, чтобы вспоминали, но осталась в живых только одна — ей я и подарила несколько картин.

Мать его, Елена Никифоровна Гречанинова, прожила очень тяжелую жизнь: рано осталась вдовой, вырастила двух сыновей, оба военнослужащие, но с их женами ужиться не могла. Ее мать, бабушка Лены, была очень красивой женщиной, полька по национальности, очень властная. Елена Никифоровна после нашего с Александром развода просила, чтобы я взяла ее к себе, но я отказалась, боялась, что она будет командовать и моей маме будет плохо. Она трагически погибла, кремирована, урна с прахом похоронена в могиле ее матери на Немецком кладбище.

* * *

Выступая на партийных собраниях, начальник отдела полковник Леонид Максимович Збраилов часто упоминал лучших работников-женщин из «наруж-ки» — Машу, из «установки» — меня. Маша (девичью фамилию не помню, после замужества Тыр-лова), красивая девушка, моя ровесница, в 1950 году вышла замуж за Толю Тырлова, который пришел к нам из Московской школы контрразведки. Мы вместе с ней и рожали: она — сына, я — дочь. Когда же был приказ, что муж и жена не могут работать в одном подразделении, то хотели оставить в «наружке» Машу, а Толю уволить, но она обратилась с просьбой к руководству, чтобы уволили ее, а Анатолия как главу семьи оставили. Анатолий Тырлов остался в «наружке», в 7-м Управлении, со временем перешел в другой отдел 3-го Управления, дослужился до звания полковника, демобилизовался, числится в ветеранской организации Департамента военной контрразведки. Лет десять тому назад я случайно увидела его на концерте в Культурном центре ФСБ. Мы оба обрадовались, и Анатолий сказал, что они с Машей часто меня вспоминают. К сожалению, товарищи, которые обещали помочь мне доехать домой, очень торопились, и я не смогла поговорить с ним, надеясь, что скоро снова его здесь встречу. Но больше я его не видела…

Последние годы в «установке» я работала на «конспиративке» в Копьевском переулке. Нам было приказано создать вид простой коммунальной квартиры, где живут несколько семей. И я несколько раз заходила туда с сыном, чтобы заменить дежурного на время обеда. Все знали, что отец Валеры погиб на фронте, и его встречали с конфетами, всегда жалели, а он садился за машинку и что-то стучал, всегда оглядываясь на меня.

Еще один молодой сотрудник появился в нашем отделении, высокий и очень худой. Он почти всю войну был на фронте, после ранения направлен в госпиталь, потом зачислен в школу контрразведки, а оттуда — к нам. Фамилию его не помню. Жил в общежитии. Однажды говорит, что отец приехал его проведать и ему разрешили пожить с сыном в этом же общежитии. Несколько дней отец походил по Москве и сказал сыну, что забирает его с собой в Алтайский край. Отца вызвали к нам на Копьевский, уговаривали, чтобы он оставил сына в покое, но тот настаивал, ссылаясь на полуголодное существование в Москве — а мы-то считали, что здесь хорошо живем! — и на Алтае, в деревне, где у них свое хозяйство, он быстрее поправится. Как он добился своего, не знаю, но сына увез. Мы долго вспоминали, как он подкармливал нас алтайским мясом, колбасой, копченостями и булочками.

Квартира на Копьевском была большая, из руководства с нами находился только начальник отделения подполковник Александр Васильевич Соколов. Он поместил меня в проходной комнате, сказав, что, отчитывая за что-либо офицеров, не будет употреблять мат (а был большим матерщинником), зная, что в проходной сидит женщина. Уходя вечером на явки, всегда говорил, где его можно разыскать. Иногда даже по каким-либо вопросам, связанным с «установками», советовался со мной…

На Копьевском нам нравилось: тихо, спокойно, никто не беспокоит. С разрешения Соколова могли по очереди сбегать в магазин подписных изданий, отметиться в очереди на подписку наших классиков. Даже сейчас я рассказываю о работе в «установке» с упоением, это как работа сыщика — оперативная, очень интересная, творческая, хотя изнурительно тяжелая. Женщины выдерживали год-два, и полковник Збраилов переводил их в секретариат. А я была влюблена в эту работу и считаю, что даже сейчас, в свои-то годы, я бы с ней справилась.

Глава пятая: Прощание с «установкой», служба в особом отделе Московского округа ПВО

В середине 1952 года после реорганизации в органах наш отдел передали в 7-е Главное управление, которое тоже занималось «наружкой» и «установкой». К тому времени у меня появились серьезные болезни, 28 августа того же года родилась дочь, и мы с мужем (особенно он) решили, что рисковать здоровьем не стоит. Я осталась в 3-м Главном управлении, а в декабре была направлена в особый отдел Московского района ПВО (с сентября 1954 года он стал называться Московским округом ПВО).