Записки солдата - [63]
О самоотверженности бойцов и командиров 179-й стрелковой дивизии, в том числе и 234-го полка, тепло пишет в своих воспоминаниях командующий 43-й армией генерал армии Афанасий Павлантьевич Белобородов. В сборнике «Полки идут на запад» он отмечает особенно успешные действия бойцов 1-го батальона, которым командовал майор М. Е. Волошин, и бойцов разведывательной роты капитана А. Ф. Чинкова.
За успешные действия по освобождению Витебска было награждено орденами и медалями 4899 бойцов и командиров, а 51 человек удостоен звания Героя Советского Союза, в их числе капитан А. Ф. Чинков, старший лейтенант В. Ф. Цимбаленко, сержант Н. И. Романюк, рядовой В. И. Аверченко из 234-го полка.
Маршал Советского Союза Иван Христофорович Баграмян в том же сборнике «Полки идут на запад» пишет, что он с болью в сердце чтит память «безымянных героев, незаметных рядовых тружеников войны, вынесших на своих плечах все тяготы жестоких сражений, блестяще осуществивших разгром коварного врага и отдавших свою жизнь ради свободы и счастья советского народа». Да, рядовые труженики многое вынесли во время войны.
О героизме бойцов и командиров 179-й стрелковой дивизии особенно подробно рассказывает кандидат исторических наук Семен Петрович Кирюшин в книге «43-я армия в Витебской операции».
Во время освобождения Белоруссии мне не раз пришлось бывать в 43-й, 4-й ударной и 6-й гвардейской армиях, входивших в состав нашего, 1-го Прибалтийского фронта. Я осуществлял контроль и помощь в обеспечении частей боеприпасами с артиллерийских складов фронта. Начальниками этих складов были инженер-майоры Шульман и Железовский.
А как же семья?
После освобождения Минска я обратился к командованию с просьбой разрешить мне съездить в город и узнать о судьбе жены, дочери и сына. Но ввиду затянувшихся боев за Шауляй и выход к Балтийскому морю только в конце августа мне разрешили выехать в Минск.
Прибыл в столицу Белоруссии 31 августа. Минск лежал в развалинах. Только на окраинах города сиротливо стояли одинокие деревянные домики.
Дом на площади Свободы, где жил я до 1932 года, а позже сестра жены, был взорван. Лежала груда битого кирпича. Но на уцелевшей глыбе от стены я обнаружил выведенный детской рукой большими буквами адрес: «Лаповы живут на площади Свободы, дом 39, кв. 12». Как оказалось позже, эту надпись сделал 15—16-летний мальчик Борис Лапов, ныне кандидат филологических наук.
Но Лаповы судьбу моей семьи не знали. На следующий день, отыскав семью моего двоюродного брата Антона Капли, узнал, что моя жена еще осенью 1941 года вместе с детьми ушла из Минска. Куда, никто не знает.
Решил съездить в Ворониловичи, полагая, что жена, не имея никаких средств к существованию, возможно, пробралась туда, к брату Александру. Второй брат, Лука, в начале войны находился в Акмолинске, оттуда ушел на фронт и рядовым солдатом пробыл на передовой до разгрома Германии.
Из Минска до Ружан я добрался попутными машинами. По дороге в Ворониловичи стал расспрашивать встречающихся людей, не знают ли они что-либо о моей семье. Никто о ней ничего не слышал. Правда, еще в Ружанах меня направили в дом кузнеца, который при немцах жил в двух километрах от Воронилович, На вопрос, знает ли он Зинаиду Ходакову, ответил:
— Ходаковой Зинаиды не знаю, а вот Зину Хадыка, ее дочь Женю и сына Бориса хорошо знаю. Они какое-то время жили в Ворониловичах, немного в Ружанах, а весной этого года — в деревне Березница. Позже многие семьи, в том числе, видимо, и вашу, увели в лес, в какой-то партизанский отряд. Где они сейчас, не могу сказать.
Уже это сообщение обнадеживало меня, — возможно, семья и жива.
Перед Ворониловичами меня нагнал житель этой деревни и рассказал, что семья моя на днях вернулась из партизанского отряда и теперь находится у моего брата Александра. Шагать стало веселее. Усталость как рукой сняло.
При входе в деревню в первом доме размещался сельский Совет. В это время там была моя дочь Женя. Кто-то ей сказал, что пошел ее отец. Она тут же выбежала на улицу и догнала нас. Но не узнала меня, растерялась и обратилась к моему попутчику, назвав его дядей. Мы остановились. Я потянулся к дочери и обнял ее. Женя, придя в себя, закричала:
— Папа, папа!
Я не мог ее успокоить, и она, не зная, как выразить свою радость, всем встречным кричала:
— Вот мой папа! Вот мой папа!
Напуганную криком дочери жену я нашел в садике у дома брата Александра. Она лежала на подстилке с пробитой в лесу ногой, а рядом с ней сидел сын Борис. Он не помнил меня и в течение шестидневного пребывания с ними звал меня «дядя» или «дядя-папа». Слово «папа» выговаривал с неохотой, куда легче «дядя».
Автор в кругу семьи. Сидят (слева направо): жена Зинаида Леонтьевна, внук Юра, дочь Евгения. Стоят: автор, сын Борис, муж дочери И. Г. Трофимченко. (Снимок 1956 года).
Судьба моей семьи в период Отечественной войны, как и судьба миллионов людей на оккупированной территории, сложилась очень тяжело. Попытка уйти из Минска оказалась безрезультатной. Нести на руках четырехлетнего больного ребенка жена не могла. Дороги беспрерывно бомбили. Особенно свирепствовали фашистские стервятники к востоку от Минска. Они расстреливали из пулеметов людей на дорогах и вдали от них.
