Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение, 1941-1946 - [79]

В бараке, у главного входа в него, выгорожено небольшое помещение для старосты и переводчика. Днем здесь постоянно дежурил ответственный за наш барак немецкий ефрейтор.

Староста определил меня в бригаду, указав место на нарах. Моим соседом справа оказался молодой симпатичный таджик, трогательно ухаживавший за пожилым земляком, лежавшим рядом с ним далее. Он страдал язвой желудка и постоянно мучился от болей. Слева от меня — пожилой (лет сорока) украинец из-под Мариуполя. Он развлекал меня рассказами, каждый начинался словами: «От як я робил у рядгоспи…» — и содержал историю об отношениях с «гарной бабой», которая не только удовлетворяла его мужские потребности, но и «от пуза» кормила.

Бригады формировались по следующему принципу: звено из 12 человек — на одну буханку хлеба, четыре звена — на один бак с баландой или чаем.

Начался очередной этап жизни в плену.

Как и раньше, день делился на части — до завтрака (хлеб и чай), до обеда (баланда) и до вечернего чая. Баланда, которой полагалось пол-литра на каждого, здесь была несколько питательней, чем в Холме: в ней помимо брюквы или кольраби присутствовала неочищенная картошка. Я долго не мог привыкнуть ко вкусу и запаху картофельной шелухи, отбивавшему все другие вкусы и запахи варева. Два раза в неделю баланда варилась не из овощей, а из крупы, как правило, могары, иногда из овсянки. Этих дней ждали с нетерпением: такая баланда была сытнее.

В определенное время дня за баландой отправляли группу носильщиков, за возвращением которых из кухни наблюдали всем бараком. Носильщики несли баки на шестах, положенных на плечи. Если из баков шел пар, это означало, что баланда жидкая, овощная, если пара не было — крупяная, густая. Услуги носильщиков вознаграждались: на кухне им поручали чистить котлы, в которых на дне и стенках оставались остатки варева.

Баки раздавались по бригадам, и выбранный бригадой доверенный разливальщик делил содержимое бака по котелкам. Умение разлить баланду по котелкам так, чтобы было равное соотношение гущи и жижи, высоко ценилось, обладавший этим умением пользовался всеобщим уважением. И все равно наполненные котелки разыгрывались. Все они составлялись в кучу, один из членов бригады по очереди поворачивался к ним спиной, другой кричал, указывая на один из котелков: «Кому?» Указывающий отвечал: «Петру», «Ивану», «Себе» и т. д. В нашей бригаде бригадиром-разливальщиком был пожилой портной Иван Спиридонович, носивший профессорскую бородку и очки, все время проводивший за шитьем.

Еще более ответственной операцией была дележка хлеба. Ею занимались по очереди, так как деливший, как бы он ни старался, всегда наслушивался оскорблений и попреков. Для дележки хлеба был выработан особый церемониал. Под внимательным наблюдением всех 12 членов бригады, сопровождаемый хором советов, очередной делящий, подстелив бумагу, в которую была завернута буханка, сначала отрезал обе горбушки и делил их на 12 частей. Затем разрезал на 12 равных частей буханку, проверяя размеры кусков, взвешивая их на специальных самодельных весах. Эти весы представляли собой деревянное небольшое коромысло. В отверстие, проделанное в середине коромысла, вставлялась бечевка. На концах коромысла в отверстиях были вставлены бечевки с привязанными к их концам колышками. Делящий хлеб брал коромысло за петлю, вставленную в середину, накалывал на колышек одну из паек, принимаемую за эталон, и взвешивал поочередно все пайки. Довесками служили крошки, неизбежно появлявшиеся в процессе разрезания. Затем пайки разыгрывались таким же образом, как баланда.

После завтрака приходил врач из русских военнопленных. Он приносил с собой чемоданчик с инструментами и перевязочными средствами. К нему выстраивалась очередь. Набор медикаментов был тот же: бумажные бинты, реваноль. На первой же перевязке я заметил, что рана начинает затягиваться.

Продолжительные перерывы между описанными ежедневно повторяющимися событиями заполнялись довольно динамичной внутренней жизнью барака.

По проходам весь день сновали любители торговли, предлагая нитки, подержанные лезвия для бритвы, иголки, пуговицы, ложки — что еще может быть в солдатском имуществе? Разменной монетой служили «закурки» (щепотки) табака или части хлебной пайки.

«Неторгующая» часть населения барака группировалась по интересам и обменивалась воспоминаниями и рассказами. Было два «байщика» — умельца рассказывать сказки. Около них всегда было много желающих послушать, и, надо сказать, они были действительно мастерами народного рассказа. Персонажи их сказок выглядели очень убедительно, обладали красочно описываемыми обликом и характером. Для убивания времени и я стал рассказывать прочитанное, и вскоре у меня образовалась постоянная группа слушателей. Рассказывал из Джека Лондона, Жюля Верна, древнегреческие мифы, Синдбада-морехода и прочее. Истории о капитане Немо и капитане Гранте пользовались большим успехом, я пересказал их много раз.

Меня удивляла предприимчивость, проявившаяся в этом замкнутом мире общения. Появились мастера-умельцы. К ним относился и наш бригадир портной Иван Спиридонович. Его заказчиками были немцы из охраны лагеря, которые, в свою очередь, торговали с населением городка, оставляя себе комиссионные. Особым успехом пользовался профессиональный художник (он был не из нашего барака). Делая портреты по фотокарточкам, он очень хорошо зарабатывал на этом, получая за свою работу продуктами и хлебом. На продукты он выменял себе хорошую одежду, обувь, щеголял часами на обеих руках и карманными. Были в нашем бараке два плетельщика художественно оформленных корзин из цветных толстых шнуров. Ефрейтор, представлявший администрацию лагеря в нашем бараке, вместе с ними занимался плетением, он же реализовывал готовую продукцию и приобретал сырье — шерстяные шнуры.