Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение, 1941-1946 - [61]

В автомашине мы и спали, хотя в тесноте, но всегда в тепле (топилась маленькая печка-буржуйка), мы не мокли под дождем и ехали с комфортом, в то время как весь остальной состав эскадрона передвигался верхами или на конных упряжках, периодически вытаскивая их из колеи. Впрочем, и мы нередко застревали в осеннем бездорожье. Тогда приходилось, подкладывая под колеса ветки деревьев, вытаскивать машину, подталкивая ее плечами и утопая в грязи.

Комфорт в нашем газике привлекал франтоватых штабных офицеров, которые любили приходить и поболтать, нередко приводя с собой девиц из штабной канцелярии. Из-за этого у меня произошел очередной конфликт, на этот раз с заместителем начальника штаба по комсомольской работе, капитаном, фамилию его я также не помню. В отсутствие Сковородко (если бы он был на месте, конфликта бы не произошло) этот «ферт» сидел за моей спиной с двумя машинистками из штаба и шумно развлекался с ними. В это время мне пришлось начать прием большой циркулярной радиограммы, адресованной всем дивизиям корпуса. Радист, передававший радиограмму, работал с большой скоростью, что требовало от меня напряженного внимания. Из-за хихиканья и повизгивания девиц, сидевших за моей спиной, я пропустил несколько групп (группа — часть текста, состоящая из пяти символов). Через три минуты передача радиограммы должна была быть повторена. Пользуясь паузой, я сказал капитану, что находиться на рации, да еще с девицами, по уставу он не имеет права, и если при повторении текста радиограммы я опять собьюсь, то буду вынужден написать рапорт «по команде» о нарушении им устава, приведшему к срыву связи. Он ушел, но, вероятно, принял мое заявление за нанесенное ему оскорбление. Возможно, и это сыграло роль в дальнейших событиях.

Так, в относительной безопасности прошла осень. Мы проехали Брянщину, Черниговскую область Украины, все время в лесах, минуя города и крупные села. Фронт напоминал о себе лишь звуками постоянной канонады и ранеными, идущими и едущими на бричках к медсанэскадрону, часто располагавшемуся вблизи штаба: полки дивизии время от времени вступали в боевые столкновения с арьергардными частями отступавшего вермахта. Один раз пришлось пережить ожесточенную бомбежку нашего расположения «лаптежниками» (пикирующими бомбардировщиками Ю-87, их называли так из-за неубирающихся шасси, напоминавших обутые в лапти ноги), несколько солдат получили ранения, один старший сержант был убит. Попадали иногда под обстрелы дальнобойных орудий, не приносившие вреда. По пути, бывало, попадали под артиллерийский или минометный обстрел.

В конце октября или начале ноября мы вышли к берегу Днепра. Остановились на опушке леса. Перед нами — луг шириной 2–3 километра, за ним видна лента реки и противоположный высокий берег, застроенный одно-двухэтажными домами. К нему вела понтонная переправа, по которой непрерывной лентой двигались повозки, автомашины и пехота. Над переправой в воздухе кружились самолеты, бомбили, возле нее часто возникали столбы взрывов. Несколько раз мы видели прямые попадания бомб, сбрасывавшие в воду повозки и людей. Движение останавливалось, саперы довольно быстро восстанавливали мост, и поток транспорта и людей возобновлялся.

Вдоль опушки леса рядом с нами батареи зенитных орудий и эрликонов ведут непрерывную пальбу, как казалось, безрезультатную: вблизи немецких самолетов возникали многочисленные облачка разрывов, не приносивших им вреда.

Непосредственно над переправой в воздухе, как пчелы над цветами, роились самолеты. Нижний этаж — тихоходные «Юнкерсы» и «Хейнкели», методично сбрасывавшие бомбы, а выше кружился настоящий хоровод быстрых истребителей, завязывавших дуэли, — немецкие мессеры и наши ЛАГГи. Было больно смотреть, как большинство этих дуэлей заканчивалось гибелью наших летчиков: то один, то другой наш истребитель загорались и падали, оставляя за собой хвост огня и дыма. Деревометаллические ЛАГГи, хотя и казались более современными, чем «ишаки» (И-16), с которыми мы встретили начало войны, явно уступали цельнометаллическим «Мессершмиттам».

К концу дня поступил приказ начать переправу.

Вслед за полками дивизии, переходившими Днепр в конном строю, двинулись подразделения штаба. Под непрекращающейся бомбежкой со свистом падавших, казалось, прямо на нас бомб мы благополучно переехали неширокий здесь Днепр и, миновав маленький песчаный островок, оказались на улицах небольшого городка Лоева, на окраине которого остановились на ночлег.

Днепр здесь накануне форсировали войска 27-го стрелкового корпуса 65-й армии генерала Батова, которые, как сообщалось в сводках, «на лодках, плотах и подручных средствах» захватили город и полосу берега, образовав плацдарм, подвергавшийся ожесточенным атакам противника. С целью удержания и расширения плацдарма туда был направлен наш корпус.

Что такое фронтовая переправа, да еще «на подручных средствах», мне, слава богу, видеть не пришлось. О том, какой ценой достигались штурм реки и захват плацдарма на противоположном берегу, мало достоверных свидетельств. Некоторое представление об этом дает В. Астафьев («Прокляты и убиты»), а во время войны нашел в себе мужества намекнуть об этом Твардовский: