Записки парашютистки - [4]

Кольцо немного потянула, потом дернула. Моментально меня встряхнуло. Посмотрела вверх. Надо мной — пестрый, яркий купол. Меня охватило изумительное спокойствие. Рев мотора сменила тишина, спокойно покачиваюсь, приближаясь к земле.

Первая мысль: почему я не снижаюсь? Кажется, что я застыла на одном месте. Смотрю на землю — земля далеко. Оглядываюсь по сторонам, вижу, как идет самолет. Как хорошо, что я прыгнула, как хорошо, что не отказалась! И тут же другая мысль — «совсем не страшно». Наоборот, удивительно приятно. Самое ценное в прыжке — это огромное моральное удовлетворение — ты пересилила страх, пересилила волнение. Земля уже близко — нужно разворачиваться. Развернулась по ветру. Сначала в одном направлении перехватила руки, потом в другом. Наконец приземлилась.

Ко мне бежали люди. Они схватили парашют. Но я никому не дала его нести, а сама взвалила себе на плечи. По дороге у меня конечно все рассыпалось. Подбежал инструктор, поздравил меня с «первым крещением» и взял парашют.

Потом подошел Мошковский. Он ничего не сказал, но по лицу его я угадала, что все в порядке.

— Ну как, понравилось? — спросил он.

— Конечно!

Захотелось тут же прыгнуть еще раз, но мне конечно не разрешили. Вообще в этот день я прыгала чуть ли не последняя.

Затем я получила парашютный значок.

Приехала домой в этот день поздно. Своим ничего не сказала, — кстати все уже спали. Утром я все же поделилась с ними своей радостью. В доме поднялся форменный переполох.

Я обещала больше не прыгать, но сама только об этом и мечтала, не зная еще, как к моему желанию отнесется Мошковский.

* * *

Я ездила на аэродром каждый день, если только позволяла погода.

Мошковский так мне ничего и не сказал, но другие передавали, что он был мной доволен. Тогда еще редко случалось, чтобы сразу, по команде отрывались от самолета. Некоторые хватались за пилота, у других дрожали коленки. В последующие пятнадцать дней я совершила пять прыжков.

Пятый прыжок был с «АНТ-14» в 1933 году, в день авиации.

Как-то случилось, что мне пришлось прыгать первой. Все смеялись, говоря, что Мошковский пускает меня «на затравку». Помню, как мы готовились к прыжку. Выстроились. Мошковский проверил парашюты. Стояли курсанты. Они тоже прыгали по 5–6 раз, но никак не могли отвыкнуть от «соски» (резинка, прикрепленная к кольцу, которую новичок надевает на руку, чтобы не выпустить кольцо в воздухе).

Помню: надеваю парашют, а Мошковский мне помогает. Кто-то из курсантов спрашивает:

— Где же соска?

— Соска? — отвечает Мошковский. — Она вам сто очков вперед даст! Это вы только с соской прыгаете.

Действительно, со второго раза я прыгала без соски.

После 18 августа занятия в школе закончились. Я уже числилась в активе при высшей парашютной школе. Работала там по общественной линии. Начала серьезно заниматься, кое-что читала, изучала укладку парашюта.

У меня было очень большое доверие к парашюту. Другие, если они не сами укладывали парашют, волнуются. Я знала укладчиков, это были хорошие ребята, и я им безгранично доверяла. При мне было много прыжков, но никогда ни одного несчастного случая.

Нужно было все же самой заняться укладкой. Мошковский начал поговаривать, что мне нужно сделаться инструктором.

Я составила себе программу подготовки и зимой уже вела занятия в кружках. У себя в техникуме я тоже организовала кружок из нескольких человек. С этого началась моя инструкторская работа.

В ту зиму я прыгала, но немного. Зимние прыжки мне сначала не понравились: очень много приходилось на себя надевать. Кроме того, все было не по мерке, все велико. Надеваешь кожаную куртку, а рукава чуть ли не до пяток. Это стесняло движения. Опыт у меня еще был небольшой — всего 8–9 прыжков. Все вместе взятое действовало неприятно. Сейчас другое дело — что ни наденьте, все равно прыгну.

Стала думать о затяжных прыжках. Сначала мне казалось, что затяжной прыжок — это что-то сверхестественное. Уже заучены движения обыкновенного прыжка — оторвалась от самолета и выдернула кольцо. Но как лететь, не выдергивая кольца? Я всех ребят расспрашивала:

— Как ты прыгаешь при затяжном?

Все передавали свои впечатления по-разному, и я не знала, кому верить.

* * *

Летом 1934 года на аэродром приехал отец.

Здесь он был впервые. Дома к моим прыжкам уже начали привыкать.

Мошковский в этот день, очевидно, решил дать мне первый затяжной прыжок. Мы тогда обычно не знали заранее, кто будет прыгать и когда. Являлись на аэродром и «ели» Мошковского глазами.

Подхожу к нему. Он спрашивает:

— Есть там белые парашюты?

Белые парашюты давали на затяжку, — они значительна прочнее цветных.

Ну, думаю, значит на затяжку!

— Есть, — отвечаю я.

— Возьмите, наденьте!

Иду к укладчику:

— Давайте мне белый парашют.

Папа ходит вокруг меня и нервничает.

— Ты что, прыгать?

— Да, сегодня на затяжку!

Надела парашют. Подхожу к Мошковскому, получаю задание. Он дал мне 8 секунд затяжки.

Секунды определяются по счету. Если мне нужно 8 секунд, я считаю до восьми с интервалами. По секундомеру тренируешься и устанавливаешь ритм. Некоторые, если нужно 8 секунд, считают до шестнадцати. Некоторые считают «сто один», «сто два» и т. д. Это — кому как удобно.