Записки офицера «СМЕРШа» - [26]
— Еще, еще… «Три танкиста, три веселых друга…»
— Нет, эту не надо. Попробуй вот «Махорочку».
Я стал подбирать мотив под слова: «Эх, махорочка-махорка, подружились мы с тобой, вдаль глядят дозоры зорко, мы готовы в бой, мы готовы в бой!..» Мотив был немудреный, я смелее стал его наигрывать. И вот в этот момент вдруг слышу из-за спины:
— Товарищ младший лейтенант, а вы не подберете мотив одной песни, она нам очень нравится, только названия не знаем, но песня прекрасная…
Оглянулся — три девушки в форменных платьях, рядом с нашими ребятами. Та, которая задала вопрос, стояла слева, чуть поодаль.
«Ну до чего же красива!» — мелькнуло в голове. Чудные светлые волосы, голубые-голубые глаза, очаровательное личико.
— Зоя, ты попробуй, напой мотив, может быть, и получится…
— Что ты, Ирочка, как же я могу?
— Можешь, можешь! В комнате сколько раз пела…
Зоя запела:
Не сильный, но удивительно приятный, душевный, глубокий голос, слова, пропетые с таким чувством и какой-то болью…
— Нет, извините, пожалуйста, этой мелодии я не сыграю, — пролепетал я, почувствовав, что сердечко мое сжалось отчего-то. Подумал — ну, парень, ты погиб! Такие девушки убивают наповал!
В праздничный вечер 5 ноября, зал клуба был полон. После обязательного доклада и небольшого перерыва — концерт самодеятельности. Номера шли своим чередом, до того момента, когда на сцену вышла та девушка… Она так прочитала лермонтовский «Хаджи Абрек», что аплодисменты не утихали минут пять. А уж что творилось после исполнения ею той песни, мотив которой она просила меня подобрать, — и слов не подберешь! Зал встал!
Потом под мой аккомпанемент четверо курсантов неплохо спели «Махорочку», сделав акцент на словах:
Я прочитал рассказ Ванды Василевской «Партбилет» — о первых минутах боя одной из погранзастав. Я прочитал его недавно то ли в газете, то ли в какой-то брошюре и запомнил. А вот как я читал — не помню. Зала я не видел. Это было впервые. Опомнился я только после последних слов рассказа. Тишина в зале… и аплодисменты. Но наверное, самой приятной наградой того вечера были большие-большие, радостно раскрытые голубые глаза и протянутые руки, встретившие меня за кулисами. Зоя…
В тот вечер на много-много лет я расстался с пограничными войсками и на всю жизнь с теми большими-большими голубыми глазами…
Таким четверостишием начиналась и кончалась целая поэма, вдруг написанная мною той ночью. Это было наивным признанием в любви той девочке.
Примерно через месяц, уже в своей части, я получил письмо от ее подруги. Она писала, что Зоя не могла на следующее утро попрощаться со мной. Ей не разрешил преподаватель курсов, седовласый полковник Острецов, не раз хваливший меня за месяцы учебы. Но больше меня он, как оказалось, «отмечал» и любил Зою, и она, вероятнее всего, «в положении». Ее уволили, и Острецов отправил её в Ташкент. Кстати, фамилия Зои была Хлебникова, она была москвичкой, окончившей десятилетку в 1941 году.
«Каждый из нас выбирает только одну из дорог…» Помог ли Господь Бог той девочке выбрать свою дорогу и стала ли она для нее счастливой?
Глава 7
КАЗАКИ
В то утро попутка мчала меня в сторону от Ефремова. Ехать до штаба 7-го кавалерийского корпуса пришлось километров тридцать. Поскольку корпус еще не воевал, продолжал формироваться, найти штаб и Особый отдел удалось довольно быстро. Подполковника Соломатина на месте не оказалось, его заместитель, майор Синицын, посмотрев мои документы и ни минуты не задумываясь, произнес:
— В 11-ю имени Морозова дивизию. Там как раз нужен оперуполномоченный в полк. Согласны?
Что я мог ответить? Для меня было одинаково непонятно и ново — дивизия, полк ли кавалерийский.
— Согласен. А как туда попасть?
— Ну, Это мы сейчас организуем. Петров!
В дверь вошел пожилой сержант, вскинул руку к черной каракулевой кубанке, шпоры на сапогах звонко звякнули. Кубанка… шпоры… Черт возьми, а я-то в пилоточ-ке, в кирзачах, какие тут шпоры?
— Петров, комендант из 11-й Морозовской с утра был, узнай, уехал или нет. Если тут, подседлай лошадь лейтенанту. Ему в дивизию надо.
— Есть узнать и подседлать!
Опять звякнули шпоры. Я понял, что уж очень тому сержанту было приятно продемонстрировать свое кавалерийское превосходство передо мной, пехотой. Ему-то что пограничник, что пехота. «Подседлай лошадь лейтенанту». Это, стало быть, мне? А я ведь никогда в жизни на лошади не скакал…
— Простите, товарищ майор, а далеко до дивизий? ~
— Да нет, почти рядом, двадцать три километра. «Двадцать три километра!» — мелькнуло в голове, и это «почти рядом». Вот, оказывается, как у кавалеристов-то.
Лошадь. А как на нее садиться? Видел, конечно, в кино, как это делается, но вот с какого боку и за что держаться, когда туда, наверх, в седло полезешь? Видел, по бокам стремена болтаются. Какая же это опора? Не подножка, не педаль. А управлять-то как? За эти ремешки, что там, на шее у нее, дергать или как? Эх, вот меня дернула нелегкая — в кавалерию, в казаки. Тоже мне казак московский, вернее, тайнинский, только не из станицы, а со станции.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.