Записки обольстителя - [9]

7

Другую женщину, о которой я хочу Вам рассказать, звали Леокадия. Я увлекся ею, как и Анжелой, с первой же встречи, и также сумел с самого начала произвести впечатление. Однако дальнейшее мое поведение было совсем иным. Я не настаивал на ежедневных свиданиях, более того, находил различные предлоги для перенесения уже намеченных встреч на неопределенный срок; в беседах я оставался неизменно внимателен, учтив и остроумен, но не позволял себе даже намека на тот неуместный пыл, который в таком изобилии выказывал Анжеле; речь моя текла плавно и безостановочно, но несколько лениво и порой даже прерывалась подавленным зевком; я не проявлял и тени ревности (увы! с Анжелой я опускался и до этого!), напротив, все людские увлечения, прихоти и пороки неизменно находили во мне защитника. Справедливости ради отмечу, что такое мое поведение тогда еще не являлось плодом размышлений и житейского опыта, а только следствием некоторой душевной депрессии, не имевшей никакого отношения к делам любовным. Тем не менее оно не замедлило принести мне вознаграждение. Леокадия рассудила, что я не тот кавалер, который станет мириться с долгими проволочками. В этом она оказалась совершенно права хотя бы потому, что в означенный период моей жизни мне вообще было не до женщин. Ей не хотелось отпускать меня из сферы своего влияния в тот большой и враждебный мир, где разгуливают хищные красотки, каждая из которых способна стать ее счастливой соперницей. Вдобавок я настойчиво убеждал Леокадию в том, что присущая мне моральная неустойчивость является вовсе не слабостью, а моим основным жизненным принципом. Это также не добавляло девушке спокойствия. Приходилось либо безвозвратно меня утратить, либо отказаться от уверток и оттяжек, столь любезных женскому сердцу. Выбор, разумеется, был нелегок. Однажды Леокадия оказалась наедине со мной в такой ситуации, где имелись все условия для того, чтобы уступить моим домогательствам. Тем не менее она не решилась это сделать, и в ответ я надолго исчез из поля ее зрения. Летели дни, она мучилась раскаянием, а я уже стал о ней забывать, как вдруг в моем одиноком убежище раздался телефонный звонок. Это звонила Леокадия. Надо ли описывать дальнейшее? Скажу только, что счастье упало мне в руки само, как перезрелый плод, без всякого ущерба для моей нервной системы. Доныне время от времени я провожу в обществе Леокадии несколько приятных часов. Счастливую развязку этого романа я не могу приписать тому, что Леокадии не были присущи обычные женские повадки, — я отношу ее всецело на счет правильно избранной линии поведения. Впоследствии и сама Леокадия никогда не жалела о том, как обернулось дело. Вы умный человек, друг мой, и, без сомнения, поймете, для чего я рассказал Вам эти два эпизода из моего уже довольно давнего прошлого. В начале нашего жизненного пути большую часть действий мы совершаем под диктовку страстей, но опыт, полученный в результате, есть достояние рассудка. Рассудку и следует начать с годами предписывать нам непреложные правила поведения. Если же мы не хотим отвести ему эту роль и предпочитаем по–прежнему беспомощно барахтаться в потоке страстей, то во всех своих неудачах мы будем вправе обвинять только самих себя.

8

Вернемся, друг мой, к Вашим делам. Раз уж Вы просите совета, могу определенно сказать одно: самое глупое, что Вы можете сейчас сделать, — это продолжать тянуть кота за хвост и оставлять все как есть. Будьте уверены: Ваша дама не устыдится своей жестокости по отношению к Вам и не захочет сама ничего менять. Для нее–то существующее положение как раз весьма удобно и небезвыгодно. К тому же Вы наверняка встречали в книжках утверждение о том, что женщина — существо эмоциональное. Употребляя этот деликатный термин, имеют в виду склонность женщины руководствоваться в своих поступках желаниями и чувствами, а не доводами рассудка. Такая склонность влечет за собой частое пренебрежение самой элементарной справедливостью, ибо последняя как раз основана на логике и Разуме и для ее соблюдения в повседневной жизни требуется сперва пораскинуть мозгами, а уж затем действовать, что совсем не свойственно женщинам. Справедливость — изобретение мужчин с их рациональным духовным складом, а женщины с их так называемой эмоциональностью сплошь и рядом исповедуют в глубине души чисто дикарскую мораль: если я украл у ближнего вещь и меня не поймали, то это поступок хороший, если же вещь украли у меня, то это поступок дурной. Побудительным мотивом к действию для женщины является лишь ее желание, ее собственная выгода, она ведет себя так, а не иначе, в зависимости от своих желаний, а не от того, как ее возможные поступки отразятся на окружающих. Последнее она редко принимает во внимание, хотя и сама часто от этого страдает, легко наживая себе врагов. Разумеется, и среди мужчин немало людей подобного склада, но, во–первых, мужчинами в полном смысле слова я бы их не назвал, а во–вторых, среди женщин такие люди абсолютно преобладают, о чем я Вам советую всегда помнить, имея дело с прекрасным полом. Все это я говорю Вам, пытаясь растолковать, почему не следует дожидаться справедливости от Вашей дамы и безвольно плестись в хвосте событий вместо того, чтобы взять движение событий в свои руки. Нынешнее положение отвечает желаниям Вашей любимой, и потому она всеми силами будет стараться его сохранить, справедливость же для нее при этом дело десятое. Я убежден, что чувство справедливости можно воспитать у любого человека, даже наиболее подверженного порывам страстей. Ангелом он, конечно, не станет, но, в отличие от Вашей барышни, с ним все же можно будет иметь дело. К сожалению, наших девиц воспитывают отнюдь не в любви к справедливости. Наибольшая важность придается тому, чтобы удачно (читай: выгодно) выйти замуж; чтобы не даться в обман в своих отношениях с мужчиной (читай: чтобы не дать ему ничего бесплатно); чтобы не поступиться своей свободой (читай: чтобы половчее подчинить мужчину себе). Наслушавшись наставлений в указанном роде, девица быстро превращает свою жизнь и жизнь бедняги вроде Вас в постоянную борьбу. Увы, эта борьба не принесет ей счастья, ибо высшее человеческое счастье, а тем более счастье женщины, основывается на стремлении к самоотдаче, отвергающем низменную корысть.