Записки о Рейчел - [38]
Дженни наконец убедилась, что у всех вдоволь чая и тостов, и могла передохнуть. Она села на пол в ногах у мужа. Норман, который смотрел на меня прямо-таки влюбленными глазами, положил ладонь размером со скрипку ей на голову. Почувствовав руку Нормана, Дженни сдвинула брови, но на ее лице можно было прочесть благодарность. С тех пор, что я здесь (две с половиной недели), я впервые видел, как они касаются друг друга.
Спор продолжался. Я был не в силах уразуметь, как эти трое могли с таким жаром отвергать мою точку зрения, но в то же время расходиться во взглядах между собой. Ванесса решила, что будет уместно все-таки частично разделить мое мнение (она винила систему и «комплекс геноцида»). Рейчел заняла традиционную позицию, направленную против «подобных обобщений». Мой отец взял на себя судейские функции. Я послушал их еще несколько минут, а потом улучил момент и спустился вниз.
После того как я поговорил с Валентином («Отъебись и позови маму») и новой домработницей («Да, мне страшно жаль, но не могли бы вы ее разбудить, это весьма важно — очень надеюсь познакомиться с вами в свой следующий приезд»), к телефону наконец подошла мать. Я дал ей время взобраться по болтающейся во все стороны веревочной лестнице ее сознания — сперва до нее дошло, что на другом конце провода кто-то есть, затем она поняла кто именно, и, наконец, ее речь приобрела внятность.
— Да, дорогуша, нет. Я хотела… я просто хотела спросить, сколько человек приглашает твой отец. Будут Пат и Вилли Френч, это я знаю, но я хотела понять, придет ли… кто-нибудь еще. Потому что тогда мне придется переселить Гиту из зеленой комнаты и перенести вещи Себастьяна…
Я совсем запутался.
— Что еще за Вилли и… Пат, так ты сказала?
— Вилли Френч, журналист, и его… Пэтти Рейнольдс. Она моя очень старая подруга. Она…
Рейнольдс. Я прикрыл трубку рукой и крикнул: «Отец?» Беседа наверху прервалась, а затем, уже тише, возобновилась. Я прислушался. Мать все еще блуждала в дебрях своего монолога, когда голова моего отца появилась над перилами лестницы. Я указал ему на телефон.
— Здесь мать. По-моему, она хочет узнать, привезешь ли ты с собой… — я мотнул головой в сторону доносящихся голосов, — ее на этот уикенд.
Он сошел на площадку возле уборной.
— Да. Понимаешь… — он начал спускаться ко мне по лестнице, — сестра Ванессы…
— Ага. Понятно. Да, мама, Пат приедет со своей сестрой.
— О… Ну, я… они, наверное…
— Прости, мама, я не могу сейчас разговаривать. Да, я, возможно, приеду. Никто ведь не будет спать в моей комнате, так? Я позвоню, если надумаю. Пока.
Отец остановился на середине лестницы.
— Ты ведь приедешь, Чарльз, я надеюсь? Будет сэр Герберт, мой старинный приятель, и, мне кажется, тебе есть смысл с ним повидаться. Он может…
— В следующий раз, — сказал я, — в следующий раз предупреждай ее сам. В этом долбаном доме хватит места на роту солдат. Так что предупреждай ее сам. Тогда ей не придется разгадывать эти жалкие шарады, чтобы понять, где ей положить твою девочку. Хорошо?
— Прекрати, Чарльз, чего ты завелся? Мы с твоей матерью уже давно обо всем договорились. И ровно ничего не случится с моей «девочкой» в «этом долбаном доме». Ты меня понимаешь? Ты меня понимаешь?
Я отвернулся, а затем вновь посмотрел на него. Стоя на ступеньках, он умудрялся выглядеть весьма благообразным и элегантным. Я кивнул.
— Чарльз, ты такой… — Он усмехнулся. — Ты такой ханжа.
Мне стало стыдно. Я попал в свои же силки. Я опустил взгляд и тяжело дышал.
— Пойдем наверх.
Я пошел.
— Гордон, — возмущенно сказала Ванесса, — Рейчел — дочь Элизы Ноес, приемная дочь Гарри Сет-Смита.
Я вошел в комнату вслед за отцом.
— Правда? — спросил он, обходя ноги Дженни на пути к сервировочному столику, где принялся наливать себе чай. — Ну, в таком случае, ты тоже должна приехать к нам на уикенд. Чарльз, почему бы тебе не взять с собой Рейчел? Я уверен, что места хватит на всех.
Рейчел беспомощно смотрела на меня.
— Я виделся с Гарри только на той неделе — он мой старинный приятель и коллега. Давай, приезжай, — продолжал отец.
Рейчел пожала плечами и повернулась в мою сторону.
Вообще-то я не собирался ехать.
— Сможешь? — спросил я.
— Ну, Мамочка, наверное…
— Глупости, — сказал отец. — Я сам ей сегодня позвоню. Чарльз, ты уже начал заниматься в школе?
— Да. Две недели назад.
— Молодец.
Я повел Рейчел на французский фильм — «Разрыв». Это был способ дать ей понять, хотя бы косвенно, сколь неотразим я буду в постели.
Я понял, что действительно есть множество веских причин ненавидеть французское кино: создается впечатление, будто режиссер считает, что чем вульгарнее и беспорядочнее фильм, тем он жизненнее и, таким образом, лучше; а чего стоит привычка впадать в конкретику всякий раз, когда намеки становятся слишком двусмысленными. Мой критичный ум подсказывал мне, что англо-американская традиция связного повествования имеет явные преимущества. И все же мне милее были хрупкие и глубоко личные условности французского — и иногда итальянского — кинематографа: более серьезное отношение к человеческим переживаниям, ревностное внимание к мельчайшим деталям и отдельно взятому моменту.
Новый роман корифея английской литературы Мартина Эмиса в Великобритании назвали «лучшей книгой за 25 лет от одного из великих английских писателей». «Кафкианская комедия про Холокост», как определил один из британских критиков, разворачивает абсурдистское полотно нацистских будней. Страшный концлагерный быт перемешан с великосветскими вечеринками, офицеры вовлекают в свои интриги заключенных, любовные похождения переплетаются с детективными коллизиями. Кромешный ужас переложен шутками и сердечным томлением.
Этот роман мог называться «Миллениум» или «Смерть любви», «Стрела времени» или «Ее предначертанье — быть убитой». Но называется он «Лондонские поля». Это роман-балет, главные партии в котором исполняют роковая женщина и двое ее потенциальных убийц — мелкий мошенник, фанатично стремящийся стать чемпионом по игре в дартс, и безвольный аристократ, крошка-сын которого сравним по разрушительному потенциалу с оружием массового поражения. За их трагикомическими эскападами наблюдает писатель-неудачник, собирающий материал для нового романа…Впервые на русском.
«Беременная вдова» — так назвал свой новый роман британский писатель Мартин Эмис. Образ он позаимствовал у Герцена, сказавшего, что «отходящий мир оставляет не наследника, а беременную вдову». Но если Герцен имел в виду социальную революцию, то Эмис — революцию сексуальную, которая драматически отразилась на его собственной судьбе и которой он теперь предъявляет весьма суровый счет. Так, в канву повествования вплетается и трагическая история его сестры (в книге она носит имя Вайолет), ставшей одной из многочисленных жертв бурных 60 — 70-х.Главный герой книги студент Кит Ниринг — проекция Эмиса в романе — проводит каникулы в компании юных друзей и подруг в итальянском замке, а четыре десятилетия спустя он вспоминает события того лета 70-го, размышляет о полученной тогда и искалечившей его на многие годы сексуальной травме и только теперь начинает по-настоящему понимать, что же произошло в замке.
Знаменитый автор «Денег» и «Успеха», «Лондонских полей» и «Стрелы времени» снова вступает на набоковскую территорию: «Информация» — это комедия ошибок, скрещенная с трагедией мстителя; это, по мнению критиков, лучший роман о литературной зависти после «Бледного огня».Писатель-неудачник Ричард Талл мучительно завидует своему давнему приятелю Гвину Барри, чей роман «Амелиор» вдруг протаранил списки бестселлеров и превратил имя Гвина в международный бренд. По мере того как «Амелиор» завоевывает все новые рынки, а Гвин — почет и славу, зависть Ричарда переплавляется в качественно иное чувство.
«Успех» — роман, с которого началась слава Мартина Эмиса, — это своего рода набоковское «Отчаяние», перенесенное из довоенной Германии в современный Лондон, разобранное на кирпичики и сложенное заново.Жили-были два сводных брата. Богач и бедняк, аристократ и плебей, плейбой и импотент, красавец и страхолюдина. Арлекин и Пьеро. Принц и нищий. Модный галерейщик и офисный планктон. Один самозабвенно копирует Оскара Уальда, с другого в будущем возьмет пример Уэлбек. Двенадцать месяцев — от главы «Янтарь» до главы «Декабрь» — братья по очереди берут слово, в месяц по монологу.
Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…