Записки о революции - [550]

Но несмотря на эту исключительную роль Военно-революционного комитета в ликвидации корниловщины, советский блок все же, надо полагать, не взял бы на себя инициативы в этом деле, если бы предвидел роль этого органа в будущем. Мы же отныне не будем по возможности терять из виду этот Военно-революционный комитет, который после корниловщины не умер, но только впал в состояние анабиоза, чтобы возродиться потом на иных основаниях и высоко взвиться в октябре.

Каждому, способному вникнуть в общую конъюнктуру того момента, должен быть ясен основной вопрос: какую позицию займет большевистская партия по отношению к этому органу? Именно большевики должны были определить весь характер, судьбу и роль нового учреждения. «Звездная палата» и ее «мамелюки» этого более или менее не понимали. Но это было так. Военно-революционный комитет, организуя оборону, должен был привести в движение рабочие и солдатские массы. А эти массы – поскольку они были организованы – были организованы большевиками и шли за ними. Это была тогда единственная организация – большая, спаянная элементарной дисциплиной и связанная с демократическими недрами столицы. Без нее Военно-революционный комитет был бессилен; без нее он мог бы пробавляться одними воззваниями и ленивыми выступлениями ораторов, утерявших давно всякий авторитет. С большевиками Военно-революционный комитет имел в своем распоряжении всю наличную организованную рабоче-солдатскую силу, какова бы она ни была. Какую же позицию занимали большевики?

Еще с вечера устами Сокольникова большевики заявили, что их партия уже приняла меры к осведомлению масс о грозящей опасности и создала особую комиссию для организации обороны. Эта комиссия «войдет в контакт» с вновь создаваемым органом ЦИК. В Военно-революционный комитет большевики послали своих представителей, несмотря на то что они должны были находиться там в ничтожном меньшинстве. А затем, уже утром, когда голосовалась резолюция о свободе рук Керенского, большевики, голосуя против, заявили: «Если правительство будет действительно бороться с контрреволюцией, то они готовы согласовать все свои действия с действиями Временного правительства и заключить с ним военно-технический союз».

Начало было отличное. Большевики проявили чрезвычайный такт и политическую мудрость, не говоря о действенной преданности революции. Правда, идя на несвойственный им компромисс, они преследовали некие особые цели, непредвидимые их союзниками. Но тем более велика была их мудрость в этом деле.

Той же ночью и утром 28-го ЦИК разослал ряд воззваний и директив разным организациям демократии. Прежде всего – армейским и фронтовым комитетам и Советам. Затем – железнодорожникам, почтово-телеграфным служащим, Петербургскому гарнизону. В этих обращениях излагались события и предъявлялись требования: не выполнять приказаний Ставки, следить за движением контрреволюционных войск и чинить ему всяческие препятствия, задерживать корреспонденцию заговорщиков, исполнять немедленно приказы советских органов и Временного правительства. Еще указывалось, что заговор не имеет глубоких корней и его можно преодолеть напряжением, сплочением и натиском. А затем рекламировалось Временное правительство, которое принимает, конечно, все самые решительные меры и потому должно быть центром сплочения.

К полудню 28-го уже начал работу Военно-революционный комитет. Он действовал в эти дни непрерывно, помещаясь в нижнем этаже Смольного, в комнате № 21. Председателем комитета был избран известный нам заслуженный в революции эсер Филипповский, более или менее военный человек. Членами комитета были Мартов, Каменев, Рязанов, Невский, Вайнштейн, Либер, Элиава, Синани, Лазимир, Заварин и другие, хорошо не знаю, кто именно.

Как видим, Военно-революционный комитет, вообще говоря, не особенно блистал именами. Но мы видим также, что состав коллегии был довольно характерен: правый советский блок в лице своих звезд первой величины продолжал действовать по преимуществу в сфере «высокой политики», на паркетах Зимнего дворца, а в Военно-революционном комитете известные имена были левые. И несмотря на то что они были в меньшинстве, совершенно ясно: в Военно-революционном комитете гегемония принадлежала большевикам. Это вытекало из самой природы вещей. Во-первых, если комитет хотел действовать серьезно, то он должен был действовать революционно, то есть независимо от Временного правительства, от существующей конституции, от действующих официальных учреждений. Так могли действовать только большевики, но не советские «соглашатели». Во-вторых, для революционных действий только большевики имели реальные средства в виде владения массами.

В комнате № 21, в примыкающих и в нижнем коридоре происходила с утра до ночи невообразимая кутерьма. Здесь был штаб обороны от Корнилова. Вереницы штатских и военных людей проходили тут, получая директивы но политике и стратегии. Комнаты были наполнены десятками и сотнями каких-то совершенно новых лиц, неизвестно откуда взявшихся и поспешивших на службу революции в критический час…

Военно-революционный комитет 28 августа