Записки о французской революции 1848 года - [13]
Потом, возобновляя вопрос о деллибрации Правительства, он выразился так: «Que pourrions-nous opposer? Rien qu'une seule chose: votre raison même! Cette puissance de la raison générale qui se place toute ici entre vous et nous, qui nous inspire et qui vous arrête devant nous! C'est cette force morale invisible et cependant toute puissante qui nous rend calmes nous-mêmes, indépendants, et dignes en face de cette masse qui entoure ce palais du peuple défendu par la seule inviolabilité…»[55]
И потом, возражая депутации на три главных требования и переходя к последнему (отсрочке выборов), он сказал: «Si vous me commandiez de délibérer sous la force et de prononcer la mise hors la loi de toute la nation, que n'est pas à Paris, de la déclarer pendant trois mois, six mois, que sais-je, exclue de sa représentation et de sa constitution, je vous dirais ce que je disais à un autre gouvernement, il y a peu de jours, vous m'arracheriez ce votre de ma poitrine qu'après que les balles l'auraient percée…»[56]
Многие депутаты кинулись к нему обнимать его, и он прибавил: «Prenez garde à des réunions de ce genre»[57]: «18 брюмера народа может повести за собой 18 брюмера деспотизма»{44}.
Необходимость сохранить правительственную [достоинство] независимость так сильно чувствовалась всеми его членами, что Ледрю-Роллен, который, говорят, сказал недавно в недре его: «Я выкину Временное правительство за окно, как только захочу». На что, уверяют, будто бы Гарнье-Пажес ответил ему, вынув пистолет: «Ты умрешь Ледрю!» Этот Ледрю-Роллен одной [депутации] массе, явившейся вечером того же дня к нему на двор министерства с требованием не вводить войска, ответил решительно: «Non citoyens, de pareils sentiments d'injustice (против армии) de méfiance, d'exclusion ne sont pas en vous… Nous vous remercions tous de votre zèle, nous remercions la garde nationale tout entière de cette admirable activité qui a maintenu le calme dans la grande cité. Mais nous ne devons pas abuser de votre bonne volonté et c'est pour cela que nous avons appelé auprès de vous vos frères de l'armée»[58]. (Крики: «браво», «браво».)
По выходе депутации народ потребовал к себе Правительство. Сделали наскоро эстраду, и все члены его вышли наружу [к народу]. Несколько слов Луи Блана были покрыты рукоплесканиями и криками; «Vive Ledru-Rollin!» После этого вся масса рядами направилась к Бастильной площади и там в молчании и с открытыми головами прошла вокруг Июльской колонны, а потом двинулась в богатые аристократические кварталы, распространяя спасительный ужас на заговорщиков и недовольных. Я встретил голову этой чудовищной колонны на бульварах: зрелище было грозное и торжественное. Прогуливался, видимо, le peuple souverain. Никто не отделялся от рядов, все пели республиканские песни, заставляя зрителей и людей в окнах снимать шляпы и кричать: «vive la république». Эта масса остановилась на минуту перед биржей и прокричала: «à bas les agitateurs!»[59] [и разделилась]. Одна часть ее отделилась и перешла в С.-Жерменский квартал: там, проходя мимо этих дворцов, глухо-наглухо запертых от ужаса, она пела: «ça ira, ça ira»[60] и кричала: «à bas les aristocrates, à bas le carlistes – vive le gouvernement provisoire, vive la république»[61]. Никто, однакож, не был оскорблен, ни малейшего воровства, никакой попытки к грабежу. Все как-то сдерживались чувством заданной цели, придавить восстание одной угрозой своего появления, хотя под всеми этими знаменами я видел множество лиц, на которых гнев и ярость [изрыли] оставили свои несомненные признаки, и множество глаз, горевших свирепым огнем. Вечером уже разредившиеся толпы ходили по городу, заставляя освещать дома и иронически покрикивали: «les lampions ou les pierres, les pierres ou les lampions»[62]. Город зажегся разноцветными огнями сверху донизу. В час ночи уже было пусто на улицах, хотя они еще были залиты светом. На другой день все относительно было спокойно, буря промчалась, разрешив глухое волнение предшествующих дней. Теперь каждый спрашивал [друг друга] у другого, начиная с «Journal des Débats» [Да как же это могло пройти]: неужто это могло пройти так?
И сами возбудители и начальники еще не могут прийти в себя от недоумения и только теперь поняли, что играли с огнем. Уже показались разногласия в клубах. Одни говорят: демонстрация пошла слишком далеко; другие говорят: не надо откладывать выборов – но уже поздно. Правительство под этим страшным гнетом чувств не устояло; оно отложило выборы в национальную гвардию до 5-го апреля, что почти равно отложению всеобщих выборов, долженствующему непременно воспоследовать на днях и, действительно, отложенных до 23 апреля, и вместе с тем министр публичных работ объявил, что все мастерские пусты, и призывает народ к труду. Но возбужденный народ не скоро улегается, а голод приходит очень скоро.
