Записки о большевистской революции - [64]

Не один раз я доказывал послу, что на следующий день после того, как я смогу дать Троцкому официально подтвержденную гарантию, что мы готовы помогать правительству Советов в деле реорганизации армии на борьбу с Германией и что мы официально обязуемся не вмешиваться во внутренние дела России, я принесу на Французскую набережную запрос, подписанный Троцким от имени Совета Народных Комиссаров.

За несколько недель, опираясь на здоровые элементы — такие еще есть — в нынешней армии и на различные национальные армии, мы сумеем выстроить в шеренгу несколько десятков тысяч человек, которых хватит в зимнее время и вплоть до распутицы, чтобы не допустить значительного продвижения немцев. Таким образом мы предоставим большевикам возможность, которой у них без нас не будет (немцы об этом знают), с оружием в руках противостоять противнику, — либо до того, пока они не добьются более приемлемых условий мира, либо до разрыва на переговорах, после которого Россия вновь вступила бы в войну вместе с Антантой. Существенный результат.

Я вскипаю от возмущения, когда слышу от представителей Антанты, обязанных защищать ее интересы, отстаивать эту линию, которая, похоже, одерживает верх в официальных кругах, что не стоит рассчитывать на Россию, что нужно поставить крест на предавшей Антанту союзнице, перестать интересоваться ее делами, а точнее, делами бандитов, которые разыгрывают сегодня в Петрограде немецкую карту.

Потому что правительство Советов нам не по вкусу, — продолжать заявлять, что оно не существует, потому что оно уже допустило много ошибок, — не мешать ему совершать непоправимые ошибки, потому что мы его презираем и будем счастливы, если оно погибнет, — решительно ничего не делать, чтобы избежала гибели вся Россия, — что за глупая политика, эта политика худшего! И я бы предпочел не быть среди тех, кто ее проводит. На их плечи ложится груз непомерной ответственности!

Как не видеть, что, предоставляя большевикам помощь, для которой они ставят самые незначительные условия и которую они запрашивают неофициально, но открыто, мы, я уверен, во-первых, берем руль в свои руки и, во-вторых, удерживаем Россию в наших руках. Немецкие условия не могут быть приемлемыми. Почему у нас никто не хочет видеть, что главное для Антанты — удержать Россию в войне, какой бы слабой Россия не была? Это еще возможно. И не ясно ли, что, наоборот, отказывая во всякой помощи большевикам, мы обрекаем их на смерть, — а они хотят жить, — или на подписание мира на любых условиях? Подписанный же мир будет миром настоящим. Нужно страдать неизлечимой близорукостью, чтобы полагать, как это и делается здесь, что позорный мир вызовет негодование русских, положит начало движению против Советов и что, кроме того, Вильгельм II никогда не подпишет мирного договора с авантюристами вроде Ленина и Троцкого. Осмеливаться полагать, что мир, который совершается на наших глазах, вдруг приведет к власти просоюзническое и настроенное на войну правительство, значит демонстрировать полное неведение чувств, которые терзают русскую душу последние десять месяцев. Февральская революция была уже революцией, главным образом, против войны. Октябрьская революция стала революцией за мир. Понятно, что угрожающий сегодня мир не будет тем честным, демократическим, идеальным миром, которого хотят лидеры и бойцы революции. Но все примут его таким, какой он будет, и простые бойцы еще легче, чем их командиры. Подъем национального чувства, если он и произойдет когда-нибудь, когда тяжкое бремя кабального мира заставит пожалеть о тех выгодах, которые сулило продолжение войны, — он произойдет слишком поздно, чтобы как-то быть на пользу Антанте. Словом, своим отказом помогать большевикам мы вручаем связанную по рукам и ногам Россию неприятелю. А она обеспечивает ему осуществление на Востоке пангерманской мечты: Германия — хозяйка Балкан, Малой Азии, России, и потому господствующая в мире, если только военная сила западных союзников не вырвет у нее победу. И насколько уже нескорой и трудной будет эта победа, если Германия, избавившись от всех тревог за Восточный фронт, обеспечиваемая Россией снарядами, продовольствием и, может быть, людьми, бросит против нас всю сотню с лишним дивизий, удерживаемых сейчас здесь.

Прежде чем сказать Троцкому «нет», были ли взвешены последствия такого отказа?

Сотрудничество с большевиками неизбежно внесло бы элемент порядка, сдержанности в политику Советов. Россия и Антанта быстро бы это почувствовали.

С другой стороны, несколько союзнических дивизий, которые будут костяком для нескольких русских корпусов, реорганизованных под нашим руководством и частично обеспеченных нашими офицерами, позволят большевикам избежать мира, иначе говоря, позволят возобновить военные действия. Русский народ, вырванный из своего пацифистского сна жестокостью немецких притязаний, поняв необходимость борьбы, вскоре встанет с нами в один ряд. Поэтому сотрудничество с большевиками — это победное окончание войны за один год. Отказ от сотрудничества — это… рука не поднимается написать, что это такое, будущее продемонстрирует это тем, что не хочет этого видеть!