Записки о болгарских восстаниях - [14]

… Паши, чорбаджии,

Судьи и жандармы,

Мерзкие султаны

Кровь твою пьют —

Ха! Ха! Ха!..

Когда Икономов кончил, его окружило человек двадцать, и все стали осаждать его просьбами записать им эту чудесную песню. Вот как провели мы первую ночь в Обориште.

14

В десять часов утра, когда лучи солнца еще не проникли в ущелье, депутатам предложили подойти к столу — пора было открывать собрание. Все во главе с апостолами попарно выстроились в очередь, спиралью окружавшую стол. Двое уполномоченных снова проверили депутатские мандаты — нельзя было допустить, чтобы в нашу среду вкрался шпион. Прежде чем открыть собрание, решили, по предложению Волова, отслужить водосвятие или молебен, чтобы испросить божьего благословения нашей работе. Поп Грую, окруженный священниками в церковных облачениях, с крестами и евангелиями в руках, не медля выступил из толпы депутатов с гордым и величественным видом. Он хотел было вынуть и свою широкую саблю — в дополнение к кресту, — но понял, что это затруднительно, ведь в руках ему приходилось держать открытый требник. Остальные священники были у него под командой; он вел себя если не как болгарский экзарх, то уж во всяком случае как архиерей.

Как только выступили на сцену крест и евангелие — эти символы христианской веры, Бенковский и другие апостолы опустили сабли до земли и наклонили головы в знак благоговения и уважения к церковной службе. Как мне известно, среди апостолов не было верующих людей, но готов засвидетельствовать, что в этом случае они благоговели чистосердечно, без всякого лицемерия и фарисейства.

Обнажив головы, депутаты недвижно стояли с зажженными посреди бела дня свечами в нескольких шагах от священников. Наступила мертвая тишина; только громовый голос попа Грую рокотал в буковой чаще. Поп Грую читал, что в голову приходило; так, если в молитве были слова «врази наши», он громким голосом прибавлял от себя: «Да расточатся врази наши, неверные агаряне». Особенно своеобразно звучал в его устах «Символ веры», мастерски «исправленный», впрочем не самим попом Грую, а каким-то другим, более талантливым человеком. Помню только, что он начинался так: «Верую во единого хэша балканского, яко он есть мой бог и спаситель». К сожалению, у меня не осталось копии этой «молитвы», и, как я ни старался ее достать, мне это не удалось. Просил я и самого попа Грую продиктовать мне «Символ веры», но он сказал, что позабыл его. Это «Верую» так понравилось депутатам, что многим захотелось выучить его наизусть.

Остальные священники, служившие вместе с попом Грую и стоявшие сзади него, услышав, как их «духовный начальник» провозглашает «… врази наши, агаряне», принялись заглядывать ему через плечо, желая своими глазами удостовериться, что в требнике так и написано.

— Такого требника вы еще не читали, — сказал поп Грую своим собратьям надменным и строгим тоном.

Когда началось чтение евангелия, апостолы положили по земному поклону, и все последовали их примеру. Дослужив молебен, поп Грую закрыл требник и, выхватив свои револьверы, выстрелил в воздух. Это был знак, что служба кончилась и пора открывать собрание.

Бенковский предоставил это Волову, и тот коротко изложил во вступительном слове задачи собрания и вопросы, подлежащие рассмотрению.

— Прежде чем начать работу, — сказал Волов, — предлагаю апостолам и депутатам поклясться в верности нашему отечеству.

Предложение Волова было принято единогласно. Депутаты и священники снова встали и заняли свои прежние места. Апостолы присягали поодиночке, прижав дуло револьвера к груди. Каждый сказал несколько слов, подходящих к случаю.

—

Так, и апостолы и депутаты поклялись верно служить отечеству. После присяги все заняли свои места. Караджов и Н. П. Стоянов, обмакнув перья в чернила, держали их наготове, но Бенковский сбил с толку писарей, заявив, что лучше не писать никаких протоколов, ибо там, где соблюдается много формальностей, дело не делается. И все-таки пришлось многое записать. Прежде всего просмотрели статистические сведения, о каждом селении отдельно, и переписали их в особую тетрадь. В этом намного помогло бессмертное сочинение Ст. Захариева, уроженца Татар-Пазарджика, «Описание Татар-Пазарджикского уезда». Согласно этим статистическим данным, число повстанцев IV округа доходило до семидесяти трех тысяч пятисот тридцати двух человек.

По вопросу об организации восстания мнения депутатов /точнее — делегатов/ разделились. Одни говорили, что надо сформировать отряды повстанцев, которые будут действовать в горах, а население должно помогать отрядам только по мере возможности. С этим были согласны и некоторые апостолы. Но большинство придерживалось другого мнения. Оно не могло допустить и мысли, чтобы мужчины ушли в горы, а семьи их остались беззащитными в селениях, брошенных на произвол ятагана. И те и другие были по-своему правы; но первое предложение было более целесообразным.

Большинство, то есть делегаты, предлагавшие, чтобы восстали все жители от мала до велика, говорили, что как только на Балканах появятся отряды повстанцев, турецкое правительство воспользуется случаем назвать их разбойничьими шайками и под этим предлогом начнет преследовать их крупными вооруженными силами — всех перестреляет, переловит, тем дело и кончится. Если же восстанет все население поголовно, и города и деревни, это привлечет внимание человеколюбивой Европы. В те времена наши простодушные депутаты верили в искренность Бисмарка и чистосердечие Дизраэли; они не знали, что руки этих европейских светил обагрены кровью, что между ними и Тосун-беем различие лишь в одном: Тосун-бей сражается, как воин, с ножом в руке, а европейские башибузуки орудуют пером, но пером, омоченным в алой крови.