Записки на досуге - [9]
Пятого дня пятой луны отправился я в святилище Камо на конные бега поглазеть. Только перед моей повозкой столько людей столпилось, что ничего не видать. Пришлось из повозки выйти, но людей было так много, что всё равно не протиснуться. Тут-то я и приметил монаха, который взобрался на высоченное дерево и устроился в развилке. Взобраться-то он взобрался, да только заснул крепко. Каждый раз, как только падать собирался, он всё-таки глаза продирал. Люди над ним потешались: «Вот ведь дурак! На дерево высокое взобраться сумел, а всё равно дрыхнет!» Тут-то я и скажи: «А ведь никто не ведает часа своей смерти! А забудешь о нём, станешь зрелищем себя тешить — да так и сдохнешь. Довольно глупо». Люди сказали: «Очень ваше мнение правильное. А монах-то и вправду дурак». Повернувшись ко мне, они как один предлагать стали: «Вперёд пройдите, пожалуйста». Тут-то я и смог на видное место протиснуться.
Каждый на моём месте мог бы отпустить такое замечание, да только оно к месту пришлось. Люди ведь сделаны не из дерева или железа, так что временами и они на слова падки.
Настоятель Гёка приходился сыном Минамото Масакиё и, принадлежа к школе Истинных Слов — Сингон, наставлял в учении Будды. Кровь часто приливала ему к голове, и с годами нос у него так распух, что он едва мог дышать. Пробовал он лечиться по-всякому, да только становилось ему всё хуже: глаза и лоб так заплыли, что он уже и видеть ничего не мог. В общем, лицо его стало похоже на маску, или, что ещё хуже, на чёрта. Глаза прямо вылезли на макушку, где лоб, а где нос — уже не разобрать. Не желая, чтобы даже монахи из родного храма видели его, Гёка стал затворником. Так он провёл немало лет, а болезнь его становилась всё хуже. Так и умер. Вот ведь какие напасти бывают.
Весна была уже на излёте, в погожий и ясный денёк проходил я мимо богатой усадьбы. В глубине её росли старые деревья, сад устилали лепестки сакуры — любо посмотреть, мимо не пройдёшь. Я зашёл в ворота: деревянные решётки на южной стороне дома опущены, место казалось необитаемым. Однако дверь с восточной стороны была приоткрыта, а сквозь прореху в бамбуковой шторе я приметил молодого человека прекрасной наружности. Ему было лет двадцать. Юноша расположился за столиком и читал книгу — он выглядел непринуждённо и прекрасно. И мне захотелось спросить его, кто он такой…
В неверном свете луны было не разглядеть оттенков одежд некоего юноши, который вышел из калитки, сработанной из грубого бамбука, но по куртке из блестящего шёлка и фиолетовым штанам можно было догадаться, что принадлежит он к благородному роду. Вместе с сопровождавшим его мальчиком они пошли по дорожке, бежавшей среди бескрайних полей. Одежды юноши напитались росой со стеблей риса, а сам он с беспримерной искусностью заиграл на флейте. Я отправился вслед за ним, размышляя о том, что здесь некому оценить его мастерство. Дойдя до горы, юноша отнял флейту от губ и вошёл во внушительные ворота. Я приметил деревянную подставку, на которой покоились концы оглобель распряжённой повозки. В местной глуши эта повозка производила ещё более внушительное впечатление, чем в столице. Я поинтересовался у служки относительно юноши. «Это принц. Он прибыл сюда послушать службу», — ответил тот.
Возле домового храма собрались монахи. Прохладный ночной ветерок донёс до меня аромат. Откуда он исходил? Дамы проходили по галерее, ведущей от дома к храму, оставляя за собой благоухание своих одежд. Такая изысканность — и где же? Здесь, в деревенской глуши, где никто не мог оценить её…
Разросшийся по своей прихоти сад пропитался росой, ночные насекомые жалобно пели, успокоительно журчал ручей. Облака бежали по небу быстрее, чем в столице, временами скрывая от взора луну.
У Фудзивара Кинъё, обладавшего вторым рангом, был старший брат — настоятель Рёгаку. Нрав он имел прескверный. Рядом с его кельей росло высоченное железное дерево. Люди нарекли его Древом Рёгаку. Настоятель осердился и велел дерево срубить. Из земли остался торчать пень. Люди нарекли его Пнём Рёгаку. Настоятель пришёл в гнев неописуемый и велел пень выкорчевать. На его месте осталась зиять яма. И тогда люди нарекли её Ямой Рёгаку.
В столичном районе Янагихара проживал монах, которого прозвали Разбойничьим Преосвященником. Это, наверное, оттого, что на него частенько нападали грабители.
Некий человек отправился на паломничество в храм Киёмидзу. По дороге к нему прибилась пожилая монахиня. Она всё время повторяла: «Будь здоров! Будь здоров!» Мужчина спросил: «Уважаемая, что вы имеете в виду?» Ответа не воспоследовало. Он спросил ещё и ещё раз. От такой настойчивости монахиня рассердилась и сказала: «Если человек чихает, а ему не говорят „Будь здоров!“, он точно умрёт. Молодой господин, у которого я кормилицей была, сейчас послушничает в монастыре на горе Хиэй. Я точно знаю, что он сейчас чихает, вот я и говорю ему: „Будь здоров!“»
Вот уж преданность так преданность!
Когда господин Фудзивара Мицутика устраивал для отрёкшегося государя Готоба чтения, посвящённые «Сутре золотого блеска», государь призвал его и принялся потчевать со своего стола. После того, как Мицутика в спешке покончил с едой, он сунул поднос за занавес, скрывавший государя. Придворные дамы зароптали: «Грязь здесь развёл! И как теперь убирать прикажете?» Государь же с похвалою молвил: «Вот молодец! Знает старые порядки!» Не раз и не два так повторил.
«Записки от скуки» — это нанизанные одна на другую, перекликающиеся, резонирующие, но не посягающие на свободу друг друга мысли о человеке, его истинной природе. Бесцельность — их цель, красота — их замысел, — не наставлять, а освещать вспышками разума мрак жизни и потаенную красоту человека.
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
Японская любовная новелла XII века о девушке с необычными взглядами на жизнь.
"Основную задачу этой маленькой книги я вижу в том, чтобы дать читателю в доступной и не-специалисту форме представление, как и в чем свидетельства басен Мхитара Гоша и Вардана Айгекца могут помочь правильному пониманию истории средневековой Армении (да и всего Кавказа), обстановки XII–XIII вв." Иосиф Орбели.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборнике «Никто не узнает…» представлены тринадцать рассказов известного южнокорейского писателя и кинодраматурга Ким Ёнха. Читаются они легко и свободно, хотя жанрово окрашены по-разному: одни реалистичны, другие соседствуют с романтической и психологической «мистикой», а некоторые — даже с элементами фантастики и детектива. Написанные с удовольствием, эти рассказы несомненно найдут заинтересованного читателя.
Книга известного япониста представляет собой самое полное в отечественной историографии описание правления императора Мэйдзи (1852–1912), которого часто сравнивают с великим преобразователем России – Петром I. И недаром: при Мэйдзи страна, которая стояла в шаге от того, чтобы превратиться в колонию, преобразилась в мощное государство, в полноправного игрока на карте мира. За это время сформировались японская нация и японская культура, которую полюбили во всем мире. А. Н. Мещеряков составил летопись событий, позволивших Японии стать такой, как она есть.
Император и его аристократическое окружение, институты власти и заговоры, внешняя политика и стиль жизни, восприятие пространства и времени, мифы и религия… Почему Япония называется Японией? Отчего японцы отказались пить молоко? Почему японцы уважают ученых? Обо всем этом и о многом другом — в самом подробном изложении, какое только существует на европейских языках.
В каждой культуре сплелись обыденные привычки и символические смыслы. Японская культура — не исключение. Автор многочисленных книг о Японии А.Н. Мещеряков рассказывает о буднях обитателей этой страны и о том символическом мире, который они создали. Эта книга — подарок каждому, кто хочет понять, как живут японцы и как они видят сотворенный ими мир. Книга богато иллюстрирована и обращена к тем, кто интересуется культурой народов Дальнего Востока.