Записки монархиста - [4]
- Вылезайте!
Хесман сошёл с извозчика и направился в дом. Его ввели в довольно просторную комнату, ярко залитую электрическим светом. Она поражала полным отсутствием какой бы то ни было обстановки. Не было ни стула, ни стола. В углу лишь стояла винтовка, а на полу разбросано было несколько шомполов. Это была комната — 8, ставшая с этого времени исторической комнатой!
Озиравшийся по сторонам арестованный видел собравшуюся компанию офицеров. Все они осматривали его и о чем-то шептались. Видно было, что кого-то ждали… Вскоре появились те, кого не хватало: ротмистр Скасырский и полковник Крат.
- На кой черт притащили эту бабу? Кто-нибудь, штаб-ротмистр Мейер, будьте добры, отвезите её обратно в город, — попросил Мейера комендант Ливадии, ротмистр Скасырский, а затем, обратившись к стоящему тут же полковнику Крату, спросил его:
- Господин полковник, разрешите допрашивать арестованного?
- Да, пожалуйста!
- Ваша фамилия — Хесман?
- Да.
- Обвиняетесь в том, что состояли председателем ялтинского революционного комитета, выносили смертные приговоры всем зверски замученным на Молу офицерам… Признаете себя в этом виновным?
Арестованный долго молчал, не произнося ни слова. Державший в руке шомпол полковник Крат подскочил и ударил им изо всей силы комиссара по лицу.
- Жидовская морда, будешь ты отвечать или особых приглашений ждёшь?
По побелевшему лицу текла кровь, но он молчал. Несколько минут шла безмолвная сцена; раздавался лишь хлёст шомполов, то об голову, то об спину или плечи комиссара. Слышались отдельные выкрики:
- Сволочь, негодяй, скотина! — и вслед за ними: "Ой, ой, ой!". Наконец виновный, потеряв силу, упал на пол и закричал:
- Пощадите!
- Масон! Жидомасон! Сознайся, что масон!
И острие штыка стало входить в мягкую часть ноги.
Кровь брызнула фонтаном, и комиссар начал кричать. Крики его раздавались по всему громадному зданию… Несколько офицеров не вытерпели этой сцены и криков пытаемого и, заткнув уши, поспешили выйти. Некоторые из офицеров даже пробовали оттянуть обезумевших в припадке злости Скасырского, Хомутова, Пилёнкина, но в ответ на них обрушилась брань:
- Убирайтесь вон, не мешайте! Эта сволочь могла втыкать братьям-офицерам в раны окурки папирос? И с ней ещё церемониться?
Штык влезал все глубже и глубже… Пытаемый орал из последних сил.
- Сознайся, что ты жидомасон!..
- Сознаюсь… — наконец не вытерпел и каким-то неистовым, скорее, похожим рёв какого-то зверя голосом закричал Хесман. Штык был засунут более, чем наполовину, и конец его выходил из-за ноги…
- Что за крики, — крикнул поручик Пилёнкин, и, схватил одну из рук пытаемого. У него нервы есть? Сукин сын! Я ему покажу нервы, нашего брата расстреливал, скотина! Подержи, Вонсяцкий, руку, — скотина, ревёт еще.
И вслед за тем иголки, одна за другой, были Пилёнкиным воткнуты под ноготь пытаемому. Он издал ещё несколько ужасных криков и потерял сознание.
Мне сделалось нехорошо, и я вышел. В ушах звенел его отчаянный крик. Полумёртвого его потащили в парк, к морю.
Спустя два дня море выкинуло у Ялты человеческий труп, весь изрезанный, исколотый. Лица невозможно было разобрать…
Начавшаяся ликвидация местного большевизма в Ялте группой офицеров, находящихся в Ливадии, взволновала всех, причастных к нему. Все, у кого только рыльце в пуху, поспешили куда-нибудь скрыться, спрятаться. Каждый день море выбрасывало по одному или несколько трупов у берегов Ялты. Каждую ночь исчезали люди из Ялты или её окрестностей и потом родственники исчезнувшего старались обнаружить его в утопленнике… Крайне левая газета "Прибой", издававшаяся в Севастополе (так называемая "рабочая газета", орган Севастопольского и Крымского областного комитета РСДРП, годы издания 1918-19-й — прим. ред.), на первых же страницах помещала громадные статьи, озаглавленные крупными буквами: "Белые дни", "Белый террор"! Газета возмущалась поведением офицеров и требовала правосудия. В особенности она пришла в негодование, получив известие, что небольшой группой офицеров под предводительством какого-то "ротмистра Скасырского" был произведён разгром редакции небольшой левой газеты, издававшейся в Ялте под названием "Наша газета", за помещение статьи, направленной против "контрреволюционного офицерства".
Пришедшие офицеры явились с целью арестовать редактора. К счастью для него, его не оказалось. Офицерами были испорчены печатные станки и сожжены все газеты.
В ответ на все зверства, чинимые большевиками, было отвечено соответствующим им террором.
Между тем, небольшая большевистская организация, скрывавшаяся в Ялте, решила ответить офицерам тем же… Ими были намечены офицеры, участвующие в арестах их товарищей, подлежавших ликвидации. Была устроена слежка за офицерами. Не трудно было за ними у Раввэ. Сидели обыкновенно до одиннадцати, а затем отправились в Ливадию, либо в "Таверну". В один из таких вечеров, семнадцатого декабря, компания офицеров возвращалась к себе в Ливадию. Далеко впереди шли двое: корнет Крыштовович второй и юнкер Вонсяцкий.
- Алик, зайдем на минутку в комендантское на Виноградную, — мне необходимо забежать тужа.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.