Записки молодого человека - [40]

С Богородецким и его комиссаром, тоже умным и симпатичным человеком, мы проговорили до ночи, а утром на рассвете я уже был на аэродроме около Михайлова. После некоторых задержек, связанных с выяснением маршрута: куда приказано лететь снача­ла и куда потом,— мы сели с летчиком в самолет и поднялись.

Погода была отвратительная. Машину качало вкривь и вкось. Сквозь метель почти ничего не было видно. Но через час с небольшим мы благополуч­но сели на аэродром в Рязани.

Я боялся, что наши самолеты уже улетели отсю­да, потому что как-никак мы отсутствовали уже четвертый день. Но выяснилось, что один из само­летов еще так и не починили, летчик поехал в Ря­зань за какими-то запасными частями, а второй самолет был исправлен, и летчик сидел и ждал нас.

Мы позавтракали вместе с ним, и он отправился го­товить машину к полету. К двум часам дня у него все было готово, но нас стали уговаривать не ле­теть. Метель превратилась в буран. Самолет раска­чивало ветром даже на земле. Но теперь мне уже было просто необходимо попасть в Москву без но­вых проволочек, иначе я опаздывал со своей кор­респонденцией, и вся эта поездка теряла для газе­ты всякий смысл. У летчика, видимо, тоже имелись свои соображения, по которым он хотел именно се­годня же до вечера попасть в Москву, и он тоже же­лал лететь во что бы то ни стало. В общем, мы залезли в самолет и полетели.

Хотя У-2 — машина, на которой обычно чувствуешь себя спокойно, в данном случае я не могу сказать этого о себе. Видимость была такая отвратительная, что, боясь зацепиться за что-нибудь, мы летели вы­ше, чем обычно. Нас трепало в воздухе, как щеп­ку. А когда мы шли над лесом, качка становилась прямо океанской. Когда мы пролетали над Колом­ной, над трубами ее заводов, были такие дикие по­рывы ветра, что мне казалось, что мы сейчас плюх­немся на какую-нибудь крышу. Было очень холодно, и в довершение всего как раз над Коломной с меня сорвало ушанку. Остаток пути пришлось лететь с не­покрытой головой, и я тер и бил себя кулаками по лицу и голове, чтобы не обморозиться окончательно.

В пятом часу дня мы сели под Москвой на заметен­ный снегом аэродром около бывшего авиазавода, на котором я когда-то работал. Я попрощался с летчи­ком и пошел в штаб авиаотряда звонить в редак­цию. Вид у меня был довольно глупый: в полном об­мундировании и без шапки. Машину прислали без проволочки, и через час я уже был в редакции. Материал, разумеется, как всегда, был срочно не­обходим, и я диктовал его до глубокой ночи. Очерк "Дорога на Запад" был не больно складно напи­сан, но все же он был одним из первых газетных материалов, в которых рассказывалось о разгроме немцев под Москвой.

Нам дают Р-5...

Я сдал очерк в номер в два часа ночи и едва успел это сделать, как редактор вызвал меня и сказал, что, по только что полученным све­дениям, наши войска ворвались в Калинин, сейчас город, очевидно, уже занят и надо срочно дать об этом материал в газету. Он тут же стал звонить по телефонам, и ему обещали дать для полета в Ка­линин Р-5. Он приказал, чтобы я вылетел утром и во что бы то ни стало завтра же к вечеру вернулся с материалом в номер. Я должен был лететь вдво­ем с фотокорреспондентом Сашей Капустянским.

Я поспал четыре часа, и в семь утра мы выехали на аэродром.

Задержки начались уже по дороге. Сначала за­стряла наша "эмка", и нам пришлось два километра топать по сугробам. Потом, когда мы сели в само­лет, оказалось, что у него неисправен мотор; начали искать летчика с другого самолета. А когда он по­явился, то выяснилось, что его машина еще не за­правлена. Когда приказали заправить машину, то по дороге застряла в снегу бензозаправка. Наконец, вытащили бензозаправку и заправили бензином са­молет; оставалось только сесть в него. Но перед этим летчик спросил меня, умею ли я стрелять из пулемета. Я признался, что не умею. Летчик потра­тил пять минут на то, чтоб обучить меня тому, как наводить, как поворачивать и где нажимать. Из все­го этого мне больше всего понравилось, как пово­рачивалась турель: очень мягко и с приятным шу­мом. Затем нам дали сигнальные ракеты, и мы, прежде чем влезть в самолет, обсудили, где будем садиться. Пункты, где находились штабы обеих ар­мий, наступавших на Калинин, нам были известны, но пока бы мы туда прилетели, дошли от самолета до штаба, узнали, что нам дальше делать, вернулись к самолету и полетели в Калинин, пока бы все это происходило, мы, конечно, не смогли бы успеть побывать в Калинине и вернуться к вечеру в Моск­ву. Газета осталась бы без материала.

Хотя точных известий о Калинине еще не было, было еще неизвестно, как далеко за Калинин ото­гнали немцев и где можно и нельзя садиться само­лету, но мы все же решили садиться прямо в Кали­нине. Подлететь к городу, пустить свои сигнальные ракеты на всякий случай, чтобы нас на обстреляли свои, и садиться. Я договорился с летчиком, что он перед Калинином опустится пониже и постарается разобраться в обстановке по идущим машинам. А, кроме того, логически рассуждая, решили подле­теть к Калинину с востока — с той стороны, откуда, видимо, наступали на него наши.