Записки майора Томпсона - [22]
Что же касается прессы, то она, как мы видели, всегда готова поговорить о супружеских драмах и расписать любую идиллию, лишь бы это имело отношение к членам королевской семьи. Стоит только принцессе сменить своего рыцаря или загрустить на минутку, отправляясь с визитом в Южную Родезию, как выходящие огромными тиражами газеты уже вопрошают, чем вызвана ее меланхолия: «Why is the Princess so sad?»[68] И вот тогда вся Англия, вся моя суровая и сентиментальная Англия, которую может растрогать нежный романс, Англия, затянутая в корсет традиций, Англия, которая в некоторой степени чувствует себя членом королевской семьи, начинает тоже думать о том, о ком думает юная принцесса даже и тогда, когда смотрит танцы украшенных перьями воинов Бечуаналенда. А репортеры очень почтительно, но с настойчивостью, которая показалась бы неуместной в другой стране, где воспитанность не возводится в культ, вглядываются в ее грустное личико, стараясь угадать, какие мысли ее тревожат. Суровая газетная наставница мисс «Таймс» отводит тогда целых пятнадцать строк, чтобы призвать их к порядку.
Я всегда старался с предельной точностью измерить ту дистанцию, которая почти во всех пунктах разделяет французов и англичан. Мне хотелось бы сделать это и в области чувств. Но я не смог найти для этого нужного измерительного прибора. Здесь нас разделяет не просто ров, а пропасть.
Во Франции хорошенькая женщина (а в этой стране все женщины, даже некрасивые, умудряются казаться хорошенькими) почувствует себя оскорбленной, если в обществе за ней не приволокнется никто из мужчин и даже никто из них не заметит ее нового платья. В крайнем случае она может примириться с таким отношением со стороны своего мужа, хотя тут же пожалуется во всеуслышание, что он перестал смотреть на нее влюбленными глазами.
В Англии хорошенькая женщина сочтет most shocking, если мужчина поцелует ей руку, и уж совершенно неуместным покажется ей комплимент по поводу прекрасного цвета лица, если только это не говорит ее собственный муж, которому наверняка нет никакого дела до цвета ее лица.
Мартина прежде всего заботится, чтобы ее платье было элегантным, Урсула, как и все ее приятельницы, прежде всего должна была чувствовать себя в нем удобно[69] (to be comfortable in…). Парижанка, обновившая свой «миленький» весенний костюм, тает в душе от восторга, когда на улице при взгляде на нее у мужчин загораются глаза. Англичанка, конечно, испытала бы то же самое, но дело в том, что в этой стране, вероятно, из-за того, что все вокруг пропитано сыростью, очень трудно разгореться. Французы разглядывают женщин, англичанам они просто попадаются на глаза.
Во Франции женщины делают все от них зависящее, чтобы привлечь к себе внимание, но при этом стараются выразить живейшее удивление, если какой-либо незнакомец проявит столь горячую заинтересованность, что не сможет скрыть ее. Светская дама[70] придет в негодование, если с ней кто-то осмелится заговорить на улице, но она почувствует себя глубоко несчастной, если никто не попытается этого сделать. «Ко мне больше не пристают на улицах», — скажет она однажды с откровенной грустью, понимая, что начинает стареть.
Англичанка в этом отношении может быть совершенно спокойна, к ней никто никогда не привяжется. Если же вдруг, что совершенно невероятно, какой-нибудь подозрительный незнакомец вздумал бы пойти за ней, традиционный полисмен тут же навел бы традиционный порядок, поскольку и полисмены этих двух стран также весьма различны. Мартина рассказывала мне, что однажды, когда она была еще совсем молоденькой, но уже «преследуемой на улицах» девушкой, она бросилась к блюстителю порядка, надеясь найти у него защиту.
— Господин полицейский, этот человек меня преследует!
— Очень сожалею, что не могу поменяться с ним местами, — ответил тот, продолжая спокойно регулировать движение[71].
И это еще не самое главное различие.
Настоящий антагонизм кроется в другом. Обычно, если речь заходит о каком-нибудь французе, вскользь упомянут о нем самом, долго будут распространяться о его любовнице и даже словом не обмолвятся о его жене. Когда же речь заходит о каком-нибудь англичанине, то говорят преимущественно о нем самом, скажут несколько слов о его жене, но никогда о его любовнице. Порой я думаю, что француз без любовницы подобен англичанину без клуба… By Jove!.. Сохрани меня бог от каких-либо обобщений. Я имею в виду здесь лишь определенные слои городского населения (хотя деревенские девушки под маской скромности скрывают куда больше смелости, чем их городские подруги).
Ясно одно: природная склонность французов к любовным приключениям и их стремление воспитать своих детей в уважении к семейным традициям приводят к тому, что Франция является, по-видимому, страной, где самое простое — осложнить жизнь и самое сложное — упростить ее. У нас подобные сложности встречаются гораздо реже и, кроме того, не так бросаются в глаза. Из-за отсутствия детей в доме у нас легче решаются на развод, но зато бесконечно долго колеблются, прежде чем совершить убийство из ревности.
Правила игры в крикет распространяются в Англии и на сердечные неурядицы (которые даже в театре никогда не выглядят комически). Англичанин должен сохранять самообладание, теряя жену, так же как он сохраняет его, проигрывая партию в крикет. Если, к несчастью, он оказывается плохим игроком и убивает своего соперника, ему тут же напоминают, что подобные вещи делать не полагается. И рассчитывать на снисходительность суда ему не приходится. По другую сторону Ла-Манша присяжные, вероятно, преисполнились бы симпатией к нему. At home
