Записки летчика-наблюдателя - [3]

Я был зачислен в отряд на вакантную должность аэронавигатора, а фактически стал работать вторым помощником моториста Мошкова, обслуживавшего самолет командира отряда; первым помощником Мошкова был Володя Федоров.

Так началась моя служба в авиационном отряде.

Самолет, который я должен был обслуживать, оказался устаревшим французским разведчиком типа «Фарман-30», с мотором «Сальмсон» мощностью 160 лошадиных сил. Самолет называли обычно сокращенно «Фарсаль» (от слов «Фарман» и «Сальмсон») или еще проще — «Тридцатка». Его максимальная скорость составляла 136 километров в час, на высоту 3000 метров «Фарсаль» мог подняться только за 24 минуты.

В полете самолет плохо выходил из скольжения. И если это скольжение по неопытности летчика происходило на малой высоте, то оно заканчивалось обычно гибелью экипажа.

В старой русской авиации самолетов типа «Фарман» было немало. Их привозили во время войны из Франции через Архангельск, а также строили по лицензии на московском заводе «Дукс».

Авиационная промышленность царской России была слаба, и русская авиация во время первой мировой войны вооружалась главным образом самолетами и моторами, привозимыми из Франции и Англии. На авиационных заводах России производились самолеты и моторы преимущественно заграничных конструкций.

Другой самолет отряда, «Вуазен», тоже был французской конструкции, еще более старой, чем «Фарман-30». На «Вуазене» стоял мотор «Сальмсон» мощностью 150 лошадиных сил. Самолет отличался от других тем, что был четырехколесным. Одна пара колес находилась под нижней плоскостью, на уровне задней кромки крыла, а другая — под носовой частью гондолы. Максимальная скорость «Вуазена» была еще меньше, чем у «Фармана», — примерно 100 километров в час.

На самолете «Вуазен» летал бывший офицер старой русской армии Набоков. Высокий, с бледным красивым лицом и черными, гладко причесанными волосами, всегда тщательно выбритый и аккуратно одетый в свою старую офицерскую форму летчика, но, разумеется, без погон, Набоков выделялся среди других летчиков. Он был со всеми вежлив, но замкнут. Летал Набоков очень хорошо.

Третьим и последним самолетом в отряде был «Ньюпор-17», одноместный истребитель, также французской конструкции и постройки, на котором летал летчик латыш Лапса. Самолет этот являлся красой и гордостью отряда. На нем стоял мотор «РОН» мощностью 110 лошадиных сил. Мотор был ротативный, то есть вращающийся на своем неподвижном валу. При работе мотор, заключенный в металлический капот, издавал характерный для него певучий гул, по которому самолет легко опознавался в полете. Максимальная скорость полета «Ньюпора» составляла 164 километра в час. На высоту 3000 метров он поднимался за 11 минут. Запаса горючего хватало на два часа полета. На нем можно было выполнять в воздухе фигуры пилотажа: «петлю Нестерова», «штопор» и другие. В передней части фюзеляжа, между мотором и кабиной летчика, устанавливался пулемет.

Эти самолеты начали строить на заводах царской России во время первой мировой войны. Во Франции же «Ньюпор-17» был снят с вооружения, как устаревший и не отвечавший требованиям, еще задолго до конца мировой войны.

…Лапса окончил авиационную школу в 1915 году. Ему приходилось много летать не только на «Ньюпорах», но и на самолетах «Фарман-30» и «Вуазен». Немного выше среднего роста, широкоплечий, чуть сутуловатый, с вьющимися, коротко подстриженными волосами и светло-голубыми глазами, окаймленными выцветшими реонидами, он выглядел физически сильным и суровым.

Рижский рабочий, Лапса после призыва в армию в 1914 году попал в состав «команды охотников» — солдат, посланных в летные школы. На фронте он получил первый офицерский чин — прапорщика. В 1917 году Лапса примкнул к большевикам.

Летали в то время в отряде только ранним утром или вечером, когда воздух был спокоен. Днем в жаркую погоду, при сильных восходящих потоках воздуха, малоустойчивые и тихоходные самолеты сильно болтало. Намного труднее было совершать посадку.

Полеты в отряде выполнялись только для тренировки в технике пилотирования. Полетов же с учебно-боевыми заданиями, то есть с упражнениями в бомбометании, воздушном фотографировании, стрельбе и т. д., не было. Считалось, что летный состав, имеющий опыт мировой войны, не нуждается в такой учебе.

Технический состав отряда — мотористы и их помощники — проводили обычно целый день на аэродроме. Там всегда находилась работа: надо было сменить масло, почистить свечи мотора, заменить резиновые амортизаторы и т. д. Даже когда работы не было, техники по привычке предпочитали собираться в холодке, в тени у авиационной палатки-ангара, и проводили там время в самых разнообразных разговорах.

Центральной фигурой этих «собраний» был, без сомнения, Борис Николаевич Мошков. Его суждения принимались как наиболее авторитетные. С его мнением считался даже механик отряда Ванин. Хрипловатый басок Мошкова всегда звучал властно, безапелляционно. Энергичный, инициативный и волевой, с немалым житейским опытом в свои тридцать пять лет, Мошков заслуженно пользовался в отряде большим уважением.

Его помощник, Володя Федоров, не чаял в нем души. Он был полной противоположностью Мошкову и по внешности, и по характеру. Это был совсем молодой парень богатырского сложения, медлительный в работе, угрюмый и молчаливый, всегда смотревший на всех исподлобья, как-то недоверчиво. В команде его особенно ценили за феноменальную физическую силу и трудолюбие. Если бы не заботы Мошкова, то, казалось, Федоров не стал бы ни есть, ни пить, работая на аэродроме. Только по настойчивому требованию Мошкова Федоров нехотя и медленно направлялся к палатке, чтобы отдохнуть.