Германия, завороженная им до самых глубин
своей души, служила своему Фюреру всеми
силами. Она сохранила ему верность до самого
конца, отдав ему столько сил, как ни один народ
никогда не отдавал в распоряжение своего вождя…
Де Голль
В конце февраля — начале марта 1945 года германская армия на Восточном Фронте находилась в тяжелейшем положении, и ситуация с каждым днем ухудшалась. Еще под Варшавой у нас начались проблемы со снабжением, не говоря уже о пополнениях — к тому же вновь прибывших, прошедших ускоренную подготовку к боевым действиям, убивали прежде, чем они успевали приноровиться к настоящей войне. Лишь старые, испытанные ветераны держались молодцами, однако это помогало мало. Русские рвались вперед с такой яростью, что даже их иногда плохо подготовленные атаки на наши позиции (в штабе говорили, что Сталин заставляет своих генералов одерживать победы специально к датам большевистских праздников) оказывались фатальными для нас. Сказывался и недостаток танков — на поле боя выводились даже антикварные варианты довоенных боевых машин, на которые без слез нельзя было смотреть. Все они, как правило, в первый же день своего участия в боевых действиях уничтожались русскими. Мы еще кое-как удерживали статичные линии обороны, наспех подготовленные тыловыми службами, но и тут дело не заходило дольше пяти — семи дней, а затем мы снова отходили назад, все ближе к Одеру. Командование клялось остановить большевиков на его берегах, однако чувствовалось — ни мы и никакая другая сила уже не властны что-либо изменить.
Моей задачей при недавно назначенном генерал-полковнике Шернере было инспектирование передней линии обороны, т. е. мне приходилось каждый день под вражеским огнем скитаться по окопам, а вечером или уже ночью делать доклад в штабе. Это было очень опасно, так как в любой момент русские могли обрушить на нас всю мощь своей рактивной артиллерии, а однажды я оказался в самом эпицентре танковой атаки, как простой солдат заменив убитого наводчика полевого противотанкового орудия. Я оказался одним из немногих, кто выжил в тот день на участке сражения, и повторил себе слова, сказанные мне одним из боевых товарищей после того, как мы, тяжело раненые, покинули окруженный Сталинград: "Судьба хранит тебя, Курт — значит, зачем-то ты ей понадобился!".
То, зачем я понадобился судьбе, я узнал вечером 26 февраля, когда явился в штаб с очередным докладом. Шернер даже не стал меня слушать — он предложил мне сесть напротив себя и долго смотрел в одну точку, подперев руками подбородок. Я не осмеливался нарушить его размышления, хотя смертельно устал и надеялся сразу после доклада отправиться спать. Наконец Шернер тяжело вздохнул и заговорил:
— Видите ли, Курт, ваши доклады имеют значение только тогда, когда решения принимаю я и только я. Знаете, какой приказ мне пришел из Берлина?
— Нет. — Я удивленно посмотрел на генерала: откуда бы мне это знать? Он усмехнулся, хотя в глазах явно стояли слезы.
— Нам приказали ни много ни мало как НАСТУПАТЬ! Решительным наступлением отбросить противника от основной линии снабжения на расстояние… А, неважно! Я не могу "отбросить" русских ни на какое расстояние вообще, потому что мне не с кем наступать. Однако мне даже советуют использовать как ударную силу вновь прибывшие танковые соединения… Курт, вы знаете, что нам прислали?
— Нет. — Снова ответил я.
— А прислали нам двадцать Pz-35t, помните таких? Модели довоенной Чехословакии, которые неведомо как не были пущены на переплавку! Да безопаснее просто встать на пути у русских в полный рост — будет гораздо больше шансов уцелеть, чем в этом антиквариате! Что скажете, Курт?
Я попытался сказать как можно более тактично, что здесь какая-то ошибка, но Шернер только покачал головой:
— Фюрер не ошибается. Я уверен, будь он в курсе реального положения вещей, он бы нашел способ остановить этих русских, как совсем недавно в Арденнах он отбросил американцев. Тогда успех помешали развить эти… — тут генерал-полковник употребил крепкое солдатское словечко — , которые паразитируют на доверии фюрера… Курт Фалькенхорст, вы готовы послужить Великой Германии еще раз, и может быть, отдать за нее жизнь?
Я кивнул:
— Я солдат. Я всю жизнь служил Райху.
— Иного от вас и не ожидал. Я доверяю вам, Курт, как никому другому из выживших в этой мясорубке. — С этими словами генерал-полковник достал из ящика стола объемный запечатанный пакет и протянул мне — Это необходимо доставить фюреру.
— Но…
— Все необходимые документы у вас будут, а отправиться вы должны уже завтра. Когда прибудете в Берлин, можете не беспокоиться — на этих бумагах стоят подписи почти всего командного состава нашей группы армий, а это чего-нибудь стоит. Проблемы могут возникнуть у вас только с ближайшим окружением фюрера — там есть люди, которые пытаются сохранить свое влияние даже ценой поражения. Но тут уж вся надежда на вашу находчивость, Курт. Не дайте никому помешать вам! Эти бумаги нужно передать лично в руки фюреру.
