Записки кукловода - [43]
— Все будет хорошо, я тебе обещаю. Сегодня — последний день. Последний. Вечером начинаем новую жизнь. Только ты и я, слышишь? Вечером…
А потом он сразу ушел, оставив последнее слово шелестеть в воздухе комнаты, а Ив слушала этот чудесный шелест и удивлялась во сне, как мало нужно для того, чтобы счастье вернулось. Да и сон вдруг изменился, причем самым волшебным образом. Подземелье оказалось на поверку картонным макетом, стенки которого сначала дрогнули под напором неожиданно свежего и в то же время ласкового ветра, а затем распались и упорхнули — волнисто, на манер ковров-самолетов из детских мультфильмов. А на их месте осталось замечательное ощущение полета, свободы и мягкой воздушной подушки под сонной щекой. Ну как тут желать пробуждения?
И она действительно заснула, крепко и радостно, в твердом намерении спать до самого вечера, до обещанного счастья и проснулась только сейчас, когда первый послеполуденный час уже протопал под окнами, увязая пятками в размякшем от зноя уличном асфальте.
Только сейчас, когда я, не выдержав, принялся щекотать у нее в носу подвернувшимся тут же сквознячком… потому что мне тоже захотелось немножко от этого счастья. Потому что я создал ее для себя, понимаете? Для себя, а не для…
Она еще некоторое время лежит, улыбаясь в потолок и вытянувшись длинно и лениво, как и весь этот город — между морем и бывшей рекой. Она что-то шепчет… всего лишь одно слово: «вечером… вечером… вечером…»
— Эй, Ив! Вставай уже, поднимайся с постели! Что ты там шелестишь себе под нос, глядя в потолок?
— Не хоч-ч-ч-чуууу… — тянет она, переворачиваясь на живот и болтая в воздухе ногами. — Хочу вечер. Сделай так, чтобы был вечер.
— Подождешь. Все должно быть по порядку. Сначала все рассаживаются по местам, и только потом гаснет свет. Да и зачем тебе вечер? Что он тебе наобещал, твой алкоголик?
Ив смеется и, не оборачиваясь, грозит мне пальцем.
— А ты ведь ревнуешь, правда? Ревнуешь, ревнуешь… бедный. Зуб вот тоже ревновал.
Она садится на кровати, вздыхает сквозь гаснущую улыбку, привычным движением собирает в узел огненную лаву волос.
— Я бы на твоем месте сходил на рынок, — поспешно говорю я, чтобы вернуть ее в прежнее расположение духа. Она ведь так давно не улыбалась, моя рыжая королева. — Если уж устраивать вечер, так чтобы был действительно вечер. Купи свежих фруктов, рыбы, горячих лепешек и вина. Купи черных блестящих маслин, похожих на овечьи глаза, острых соленых перцев, и разных орехов россыпью. Купи цветов, потому что он ведь не догадается, твой кретин…
— Правильно! — кричит Ив, вскакивая и хлопая в ладоши. — Дело говоришь, старина! Вот и ты на что-то сгодился… а я уже думала, что от тебя пользы и вовсе никакой. Видишь, как полезно иногда приревновать?
Она снова улыбается, и за это я готов простить ей любое хамство. Я смотрю, как она, одеваясь, выбирает блузку, развешивая возможные варианты на выставленных перед собой руках и разглядывая их с потешной серьезностью, склонив голову набок и многозначительно цокая языком. Хотел бы я знать, о чем она сейчас думает… и по каким принципам происходит отбор? Вероятнее всего, нет никаких принципов, а есть чуткое, глубокое вслушивание в себя, в полдень за окном, в асфальтовый зной улиц, в потешную суматоху рынка. Подходит или не подходит ко всему этому данная блузка? Язык решительно цокает в отрицательном смысле: нет, не подходит. Блузка летит на кровать. А вот эта… Ив слегка нахмуривается… вот эта, пожалуй…
Ну разве не чудо она, эта рыжая королева? Разве не стоит она всех моих усилий? И отчего другие куклы не таковы? Неужели им кажется, что легче переделать весь мир под цвет своей рубашки, чем просто сменить ее, переодеться, выбрать что-то более подходящее? Ну почему?.. нет, самостоятельность их определенно поражает воображение.
Вот только с обувью у Ив проблема. Не далее как вчера отлетел каблук у ее любимых босоножек. Так что выбора нет — придется надевать вот эти, черные, с небольшой пряжкой в виде восьмерки на подъеме. Они больше подошли бы к вечеру… Ив морщит нос, но делать нечего, не идти же босиком.
— Не расстраивайся, королева: восьмерка — символ бесконечности. В самый раз для тебя.
— Глупости! — фыркает она. — Скажешь тоже… Бесконечность у туфель длится пару сезонов, не больше.
На рынке затишье: давно уже миновали утренние пиковые часы с их пиковыми дамами — ранними покупательницами, цепкими, прижимистыми, точно знающими что почем. Теперь — не то. Теперь лавочники и зеленщики отдыхают, пьют крепкий приторный чай или кофе. Они сидят в глубине лавок на шатких облезлых стульях, широко расставив ноги в бесформенных парусиновых штанах, и держат заскорузлыми пальцами стаканчики из толстого стекла. Теперь лотками командуют подмастерья — жилистые жуликоватые мальчишки с веселыми лицами, ловкими руками и оглушительными голосами. Перекрикивая друг друг, они зазывают немногочисленную и ленивую полуденную публику, а та, в свою очередь, пока еще не решила, чего же именно она хочет; публика смущенно крякает и бестолково топчется на месте, не совсем проснувшись по причине позднего пробуждения.
Алекс Тарн — поэт, прозаик. Родился в 1955 году. Жил в Ленинграде, репатриировался в 1989 году. Автор нескольких книг. Стихи и проза печатались в журналах «Октябрь», «Интерпоэзия», «Иерусалимский журнал». Лауреат конкурса им. Марка Алданова (2009), государственной израильской премии имени Юрия Штерна за вклад в культуру страны (2014), премии Эрнеста Хемингуэя (2018) и др. Живет в поселении Бейт-Арье (Самария, Израиль). В «Дружбе народов» публикуется впервые.
События прошлого века, напрямую затронувшие наших дедов и прадедов, далеко не всегда были однозначными. Неспроста многие из прямых участников войн и революций редко любили делиться воспоминаниями о тех временах. Стоит ли ворошить прошлое, особенно если в нем, как в темной лесной яме, кроется клубок ядовитых змей? Именно перед такой дилеммой оказывается герой этого романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Бетти живет в криминальном районе Большого Тель-Авива. Обстоятельства девушки трагичны и безнадежны: неблагополучная семья, насилие, родительское пренебрежение. Чувствуя собственное бессилие и окружающую ее несправедливость, Бетти может лишь притвориться, что ее нет, что эти ужасы происходят не с ней. Однако, когда жизнь заводит ее в тупик – она встречает Мики, родственную душу с такой же сложной судьбой. На вопрос Бетти о работе, Мики отвечает, что работает Богом, а главная героиня оказывается той, кого он все это время искал, чтобы вершить правосудие над сошедшим с ума миром.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.