Записки княгини Е. Р. Дашковой, писанные ею самой [заметки]

1

Княгиня рассказывала мне, что еще в детстве она иногда получала позволение от своего доброго дяди пересмотреть старые дипломатические бумаги, и это доставляло ей величайшее удовольствие. А в этом хламе было много очень любопытных документов, из которых два особенно резко запечатлелись в ее памяти, сильнее других затронув детское воображение. Первый документ — письмо от персидского шаха к Екатерине I по случаю ее восшествия на престол. После обычных приветствий шах выражался почти так: «Я надеюсь, моя благовозлюбленная сестра, что Бог не одарил тебя любовью к крепким напиткам; я, который пишу тебе, имею глаза, подобные рубинам, нос, похожий на карбункул, и огнем пылающие щеки; и всем этим обязан несчастной привычке, от которой я и день и ночь валяюсь на своей бедной постели». Известная наклонность императрицы попивать водку сообщает этому письму особенный интерес. Другой документ открывает следующий факт, и я передаю его собственными ее словами. Русский двор однажды (я забыла, в чье царствование) послал посольство в Китай поздравить его монарха с принятием короны; посланник, принятый не совсем ласково, поспешил возвратиться домой, недовольный своей миссией. Русское правительство, заблагорассудив не сознаваться в китайском неуважении к своей политике, отправило других — поблагодарить за лестный прием первою посла и заключить торговый трактат. Вот какой ответ был дан китайским владыкой: «Вы очень странный народ; чванитесь приемом ваших послов. Разве вы не слышали, что когда мы проезжаем верхом по улицам, то предупреждаем последнего бродягу не смотреть на нас». (Примечание мисс Уильмот.)

2

Удивительное совпадение с отрывком из 93-го письма «Записок» А.Т. Болотова: «ничто меня так не поразило, как идущий пред первым взводом, низенький и толстенький старичок с своим эспантоном и в мундире, унизанном золотыми нашивками со звездою на груди и голубою лентою под кафтаном… [и далее]» (прим. Константина Дегтярева)

3

Имя императрицы Анны Ивановны напоминает мне несколько любопытных анекдотов, которые я слышала изустно от княгини Дашковой; они стоят того, чтобы поместить их здесь.

Известно, что в царствование Петра I было обыкновением этого деспота наказывать провинившихся дворян, приказывая им быть дураками. С этой минуты несчастная жертва при всем здравом уме делалась посмешищем всего двора. Осужденному дураку позволялось говорить все, что попало, с одним, однако, условием, что его можно было при известном случае вытянуть плетью или угостить пинком. Все, что он ни делал, было предметом общего смеха; его слезы обращались в шутки, над его сарказмами зубоскалили или толковали их как чудо шутовской сметливости. Анна Ивановна пошла дальше Петра: она соединила с этой жестокостью всю пошлость обстановки своего шутовства. Однажды она указала, что князь Г... должен обратиться в наседку в наказание за какой-то мелкий проступок; с этой целью она приказала приготовить большое лукошко, наложить в него соломы, яиц и поставить это гнездо на виду в одной из придворных комнат. Потом князю было приказано под угрозой смерти сесть в это лукошко и кудахтать курицей.

Та же царица очень любила графиню Чернышеву и часто призывала ее потешать себя анекдотами. Бедная женщина заболела, ноги ее так сильно отекли, что она положительно не могла стоять перед императрицей. Анна Ивановна, вероятно, полагая невозможным, чтобы подданная могла устать в ее присутствии, продолжала забавляться насчет ее страданий, нисколько не думая облегчить их. Впрочем, однажды заметив, что Чернышева совершенно изнемогла и с трудом держалась на ногах, она сжалилась над ней, не желая, впрочем, прекратить своей потехи. «Ты можешь прислониться к этому столу, — сказала она, — служанка заслонит тебя, и таким образом, я не буду видеть твоей позы».

В другом случае императрица изъявила желание видеть русский танец и приказала четырем из первых петербургских красавиц исполнить его в своем присутствии. Мать княгини Дашковой, замечательно грациозная плясунья, была в числе этой партии. Как, однако, они ни желали угодить царской воле, но, испуганные строгим взглядом государыни, смешались и позабыли фигуру танца. Среди общей суматохи императрица встала с кресел и, приблизившись к ним с полным достоинством, отвесила каждой по громкой пощечине и велела снова начинать, что они и исполнили, чуть живые от страха. (Примечание мисс Уильмот.)

4

Я должна напомнить моим читателям, что этим запискам суждено появиться в свет после моей смерти, поэтому было бы несправедливо обвинять меня в тщеславии: как здесь, так и везде я перелагаю буквально слова других.

5

Русско-шведская война 1788–1790 гг. (прим. Константина Дегтярева)

6

То есть Круглово (Белоруссия) и Михалково (Подмосковье) (Прим. Константина Дегтярева)

7

Здесь опущены две или три страницы из рукописи Дашковой. Они рассказывают о некоторых обстоятельствах, глубоко и тяжело печаливших ее, относящихся к ее частной, домашней жизни. Поскольку там упоминались еще живые в то время личности, в первом издании они были опущены. — Прим. ред.

8

В этой комнате лежали большая и малая бриллиантовые короны и другие драгоценные вещи. Здесь обыкновенно императрица принимала меня, после того как я входила в ее уборную комнату. Здесь мы оставались наедине, без всяких церемоний, пока чесали ей волосы.

9

Этот долг был действительно уплачен Щербининым через два или три месяца.

10

Татищев был членом департамента иностранных дел, камергером, управляющим всем, что относилось к азиатским державам.