Записки из страны Нигде - [20]

Возьмем, например, многими (в том числе и мной) нежно любимого Питера Блада. Кажется, этот человек постоянно делает выборы: захватить корабль испанцев, спасти девушку, стрелять так или стрелять эдак. Но его внутренний стержень, секрет его железной воли – в том, что он очень давно лишил себя возможности делать окончательный выбор, то есть решать, жить или не жить человеку. Став врачом, он сознательно отрезал себе эти пути. Помогать или не помогать раненому мятежнику? Помогать или не помогать избитому рабу? Без вопросов – и невзирая на последствия. Избавленный от рефлексии по этим поводам, он получил очень большую свободу действий во всем остальном.

Третья мысль касательно свободы принадлежит, опять же извините, инквизиторам – авторам книги «Молот ведьм». Они приводят там цитату из кого-то авторитетного: «Злые поступки совершаются добровольно». То есть злые поступки – результат свободного выбора человека.

Иначе говоря, свобода может быть злом и благом, свобода может быть мучительной, человек к ней стремится – и вместе с тем то и дело от нее избавляется.

А ведь она – величайший из даров Божьих. Свободой не обладают ангелы и демоны, только человек. Собственно, этим человек и интересен.

И вот вместе с моим героем мы и исследуем этот важнейший феномен. Это к вопросу о том – как я выбираю героя. Нам с героем кровно важно и интересно одно и то же.

Какого я выбираю героя.

Здесь вариантов множество, но в общем и целом мне интересны люди масштабные. Масштабность не обязательно предполагает, что мой любимый типаж героя – король. Масштабность – это особое отношение к миру, к своему делу, к людям и себе.

Участвуя в опросах «как повлияла школа на ваше отношение к классической литературе?» я обычно отвечаю: «Никак – не отвратила и не приохотила; я всегда любила классическую литературу и всегда относилась к ней пристрастно, то есть ссорилась с Базаровым как с живым человеком и всегда готова вписаться за Печорина…»

Но это не вполне так. Школьный курс литературы отвратил меня от темы «маленького человека». В жизни, наверное, все не так, но читать и писать мне интересно про людей масштабных. Такие люди не мелочны. Не способны навсегда порвать отношения из-за недопонимания, потерянной реликвии, неловкого слова, подставы, случайного поцелуя. Сплошь и рядом в современной литературе вижу ситуации, когда вся «драма» персонажей выстроена вокруг недопонимания. В жизни так, наверное, бывает, но читать про это – увольте. Люди, поссорившиеся из-за «гусака», заслуживают только финального «скучно на этом свете, господа».

Я читаю не для того, чтобы мне было скучно. И пишу тоже не ради этого.

Масштабный человек вообще живет и действует «о другом». У него имеется некий глобальный внутренний сюжет. Другой персонаж запросто может сознаться ему в том, что да, он его предал, сделал то-то и то-то, выкрал секретные документы, - что теперь делать? – и масштабный герой ему скажет: ты, конечно, свинья, но это не имеет сейчас значения, а делать нам теперь нужно вот что, и срочно… Это даже не способность прощать, это просто способность жить мимо разных мелочей, слабостей, глупости. Масштабного персонажа практически невозможно шантажировать. Чем? «Вот фото, как вы целуете секретаршу». Ну смешно же… А некоторые всерьез страдают и бегают с чемоданом, в котором лежат доллары для шантажиста. Мне такие персонажи неинтересны, более того – я в них не верю.

Мне интересно также наблюдать за героями, которых невозможно сломать. За их раскрытием и за их развитием. Здесь парадоксально, по моим наблюдениям, вот что: цельная личность ломается, а «дребезжащая», изначально раздерганная – нет. Причем эта «цельность – не цельность» не воспитывается в человеке, она как будто задана изначально. К масштабности это не имеет отношения, это принципиально другие признаки личности.

Раздерганный, не цельный, в чем-то даже не полноценный герой отлично знает о себе, что он не идеален. Он хорошо себя изучил. Для него провал на экзамене – не катастрофа. Если ему нанесли удар, например, оклеветали перед родителями, убили возлюбленную, - у него всегда остается что-то еще, какой-то еще фрагмент личности, этим ударом не затронутый. Понятно, что по цельной личности лупить удобнее: убили любовницу – и готово, «цельнокройный» герой треснул и закончился, превратился в злодея или вообще умер. Личность неполноценная живуча. Она более склонна к самоанализу. Она хорошо себя сознает. Своим знанием щедро делится с читателем. Герой не обязан быть хорошим весь, с головы до ног.

В условиях, когда в литературе господствовал соцреализм и конфликты сводились к борьбе между хорошим и очень хорошим, имелось даже своего рода указание: делать положительных героев чуть-чуть менее положительными. Придавать им хоть какой-то недостаток. В восьмидесятые этим «хоть каким-то недостатком» зачастую становилась привычка персонажа курить «Беломор». На большее фантазии писателей эпохи застоя уже не хватало. «В Багдаде» все было слишком уж спокойно…

Но на самом деле совет здравый. У героев должны быть недостатки. И это не обязательно «Беломор». Например, любимый многими барышнями Юджин из «Нашего общего друга» (Диккенс) – эгоист и эпатажник… Причем его женитьба на Лиззи, девушке из простонародья, вовсе не избавляет его от этих черт характера, если вдуматься. Но, оказывается, при наличии ума, самоанализа, понимания себя и умения сдерживать свои негативные порывы, человек вполне может быть достаточно хорошим для счастья.