Записки из мира духов - [11]
Чжун-но радостно вручил мне записку, написанную рукой Лу Юэ-лао, где было сказано, что, мол, г-н Хань прибыл давно, а мы с ним еще не беседовали, а посему прошу вас обоих вместе с крошкой г-на Сяо пожаловать «в мое скромное жилище» на домашний обед.
— Почему это он заинтересовался моей особой? — удивился я.
— Ты мой друг,— объяснил г-н Сяо,— и он решил установить с тобой контакт. Вот и все.— Лицо моего друга излучало восторг и радость.
Заехав за крошкой, мы отправились дальше. На больших воротах дома Лу красовалась бронзовая доска:
За воротами разместился караульный отряд. Стены были выложены из стальных плит толщиной с городскую стену. Наверху были сделаны отверстия, из которых торчали какие-то трубы. Очевидно, пушки.
Сперва мы попали в караульное помещение. Народу там было много. Кто-то принял визитную карточку Чжун-но и направился в кабинет, где отрапортовал:
— Докладываю, начальник, господин Сяо прибыл для встречи с простолюдином.
В кабинете все подвергались тщательнейшему осмотру. Выслушав рапорт, субъект во фраке отложил в сторону бумаги, которые держал в руках, поднялся и предложил нам проследовать дальше в приемную, а сам доложил в дверь следующего кабинета, выходящего в приемную:
— Хэллоу! Начальник присутствия Хуан, господин Сяо прибыл. Принимайте гостя.
Из кабинета вышел сравнительно молодой дух. Он предложил нам присесть и велел разлить чай.
— Докладываю господину Сяо, у начальника присутствия срочное дело, виноват,— он сам себя называл начальником присутствия.
— А тот был какой начальник?—-спросил я у г-на Сяо, когда молодой дух скрылся, бросив: «Прошу пройти во внутреннюю приемную».
— Тот был начальником караульной. А этот начальник приемной.
Молодой начальник сел в машину, за ним последовали другие, но не прошло и трех секунд, как они вернулись. Все это мы наблюдали из окна внутренней приемной.
Неожиданно со словами «Милости просим! Милости просим!..» появился Лу Юэ-лао.
Будучи с нами на дружеской ноге, он не стал задерживать нас в приемной, а повел во внутренние покои. В одной из комнат собралась уйма духов.
— Представляю вам Ба Шань-доу, лидера партии восседающих,— обратился ко мне Лу Юэ-лао. С г-ном Сяо они были знакомы давно.
Ба Шань-доу знакомил гостей с «Воззванием к соотечественникам политического района о положении дел с хлопчатобумажной пряжей на внутренних рынках». Лидер восседающих объяснил мне, что это воззвание публикуется в печати в качестве предвыборного документа.
Все присутствующие на приеме были видными фигурами в партии, но, к сожалению, обстановка для меня была слишком необычной, и я совершенно не запомнил фамилий.
Во внутренних покоях дома хранилось множество старинных, антикварных вещей. Особенно ценными были вещи, разложенные в библиотеке простолюдина. В рамке находилась головная шпилька, а рядом висел пояснительный текст: «Нефритовая головная шпилька Цуй Ин-ин, возлюбленной Чжан Цзюнь-жуаня[6]». Чуть поодаль — кисть Ван Сянь-чжи[7], которой он писал свою «Фею реки Ло». На кисти можно было разобрать выгравированные слова: «Лучшая кисть из заячьего хвоста, изготовлена под наблюдением Цзы-цзина». У книжного шкафа стояла палка для выколачивания платья, некогда принадлежавшая самому Лу Чжи-шэню[8].
— А это моя величайшая драгоценность,— произнес Лу Юэ-лао, извлекая из сейфа стеклянную коробочку, в которой лежал окурок папиросы. При тщательном рассмотрении можно было разобрать марку «Three Castles».
— Это...— на лице Лу Юэ-лао появилось выражение почтительности, как при упоминании имени епископа,— это...— повторил он,— окурок Cromwell. Только подумайте, когда-то великий герой держал его во рту!
Из других реликвий мне запомнилось перо Voltaire, которым он писал «Candide», бамбуковая корзинка Си Ши[9] и многое другое.
— Но это не все. Сейчас я вам покажу самое бесценное сокровище на свете. Да вот беда: не уверен я в подлинности экспоната.— И простолюдин Лу из того же сейфа извлек покрытый ржавчиной топорик, на котором было написано: «Топорик Паньгу[10] периода сотворения мира»...
Все уважительно стали рассматривать предмет, но вопрос о том, подделка это или оригинал, так и не был решен.
За обедом во внутреннем зале между Ба Шань-доу и крупнейшими деятелями партии восседающих завязалась оживленная беседа.
Ба Шань-доу был похож на европейца, и это впечатление не портил даже чехол на носу весьма внушительных размеров. В одном глазу Ба Шань-доу торчал лорнет. Кандидат на пост Генерального Президента поминутно таскал из кармана сигареты, слушая подошедшего к нему улыбающегося корреспондента, который, усаживаясь рядом, уже раскрывал записную книжку. Прессу интересовали перспективы развития внутреннего рынка. Каковы прогнозы? Внушают ли они опасения? Или наоборот?
— Если не случится непредвиденного,— отвечал Ба Шань-доу,— перед деловым миром откроются весьма радужные перспективы, ибо предприятия хлопчатобумажной пряжи различных районов сливаются в одно. Наш враг № 1 — Западный сосед. Тенденция появления конкурента усиливается. Впрочем, это не страшно. Нами заключено неофициальное соглашение о совместных действиях. Это соглашение следует я считать прямым результатом переговоров нашего великого простолюдина Лу с деловыми кругами Западного района. Точка зрения нашей партии едина. Правительство должно подписать это соглашение, дабы усилить международные позиции нашего хлопчатобумажного производства.
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.
В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.