Записки из клизменной - [12]

Студентами нас часто принуждали к дружине, а иногда брали понятыми в вытрезвитель. Однажды туда доставили человека, в спортивном почему-то костюме, зато при бороде и с ног до головы в дерьме. Человек декламировал «Луку Мудищева»; сотрудники, не решаясь к нему приблизиться, взяли швабру и стали мыть его бороду щеткой, держа эту швабру на вытянутых руках. И декламатор не только не оскорбился, но сам тянулся к щетке и блаженно мычал, не находя в лексиконе достойных слов.

Про больницу и говорить нечего. Прикосновения желанны, за ними выстраиваются очереди. Наша заведующая, которая одряхлела незадолго до моего, с пером наготове, прихода, раньше была ничего себе, личность довольно жуткая. Требовала от медсестер прикосновений, которые не прописаны ни в каком кзоте. Тем вменялось не только перетаскивать на своих девичьих плечах стокилограммовые туши, пусть и наказанные богом, но и протирать им яйца ватным тампончиком, на корнцанге. Срывая себе спины и теряя обоняние. Пациенты воспринимали эти прикосновения с полным пониманием. Касания не вызывали никаких возражений и уж конечно не сопровождались правовой неразберихой. И когда по причине дряхлости бабули-заведующей касания прекратились, здоровье клиентуры не ухудшилось, так что не сочтите меня бессердечным зверем, который равнодушен к инвалидной мошонке, покрывающейся скорлупой.

Наши люди – обеими руками за терапию касанием. В десятой, травматологической больнице медсестрица жаловалась своему медбрату-иванушке на бабоньку: «Говорит мне – протри-ка мои пятки одеколончиком!» Козлик Иванушка зловеще ухмылялся: «А огурчика ей в рот не покрошить?»

Так что проблема существует и у нас, но другого порядка. Спрос на услугу есть, а вот с предложением не всегда получается.

Расторможенные крики и хохот в ответ на массаж, вся эта западная изнеженная экспрессия – не для нас. Что нам кожемяка, когда мы привыкли к прикосновениям вечности.

Техника правил безопасности

Сестричка отделения взяла сорок градусников и залила их жидким мылом; потом вымыла холодной водой и обдала кипятком, чтобы побороться с заразой, так как холодной водой с заразой не справиться. Двадцать четыре градусника послушно лопнули, и ртуть медсестричка, чтобы не травить больных, которые, хотя и заразы, к целенаправленному истреблению начальством пока не назначены, а заодно не травить и здоровых зараз, спустила в раковину. А старшая сестра, узнав, решила, что пусть та сама купит недостающие градусники, иначе вызовут Шойгу. Ну, а заведующий, не симпатизирующий Шойгу, согласился.

Все говорят: нищая медицина, а в ней сорок сороков градусников.

Та же самая медсестричка в ответ на утреннее распоряжение выпустить больную мужскую мочу, сказала, что она не будет этого делать, потому что утром ей это мужчине делать неприятно.

Профессиональная вредность

В работе невропатолога есть свои профессиональные вредности. Самую опасную я уже называл: это доисторические носки. Нервные болезни требуют проверки стопных рефлексов, поэтому носки с клиента приходится снимать. Добро, если он в уме и снимет сам. А если не в уме, снимает доктор. Бывает, что оба пальца с них соскальзывают.

А еще одна вредность – не главная, но и не последняя – связана с бритвой.

При виде юных дев с перерезанными запястьями я начинал скрежетать зубами.

Одна меня просто потрясла. Ее шрамы напоминали упругие лиловые браслеты. Знаете, как бывает, когда гончар рисует на свежем кувшине ободок? Вращается гончарный круг, гончар берет кисточку, тычет в изделие, и через секунду уже готов идеальный круг. Я всегда восхищался, глядя на это.

Вот точно такие же аккуратные круги получились у нее на запястьях.

Дева сидела и с кротким напряжением смотрела на меня. Застрелиться.

Алые паруса и Дальние страны

Выборг отстоит от Санкт-Петербурга километров на сто тридцать. Эта цифра, конечно, обвалилась мне на голову с потолка вместе с больничным тараканом.

– Алексей Константинович, я вчера был в Выборге, – возбужденно рассказывал мне наш физиотерапевт. – Вы себе не представляете, как там замечательно! Все очень дешевое – и водка, и вино, бляди так и стоят, совершенно дешевые. Вообще бесплатные! Им там работы нет. Поедемте, Алексей Константинович! А что?

То же самое он, не в состоянии самостоятельно пережить Выборга, рассказал урологу.

– В Выборг, что ли, прокатиться? – задумчиво спросил уролог.

– Да он все врет, – сказал я.

Но червячок сомнения остался. Я никак не мог взять в толк, что же там такого хорошего в Выборге, чтобы там сумел отдохнуть даже маленький, хроменький, тихий физиотерапевт.

Оказалось, что это маска. Физиотерапевт почти не пил. Но как-то раз урологу удалось это дело подкорректировать, и тот не вернулся ночевать в свой Зеленогорск, где жил с женой.

– Да он буйный зверь просто! – изумлялся уролог, живописуя мне физиотерапевта. – Надо же!

Физиотерапевт пришел на работу зеленый, с бегающими глазами, слабо отдуваясь. Взор не фиксировал. Вышло, что он и вправду зверь:

– Прихожу я домой утром. Жена посмотрела и говорит: Козел!

И я загорелся тихой, спиртовочного огня мечтой прокатиться в Выборг, где я не буду никогда в его тертых джинсах; в это волшебное место, где последний бумажный пароход с блядями отходит в круиз через каждые пять минут. Где все дешевле на пятьдесят копеек, где финские башенки, и местность вся помещается в табакерку, оборачиваясь не то городком, не то чертиком.