Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1. - [140]

Все эти соображения заставляли быть осмотрительными. Комиссия поручила своему председателю И.Я. Коростовцу переговорить и с Терещенко и с Петряевым о необходимости пресечения недопустимых шагов, вроде указанного обращения к русскому адвокатскому сословию относительно кандидатов на консульские места. Между прочим, это обращение Терещенко совпало с решением Временного правительства назначить послом в Париж В.А. Маклакова. Это совпадение, конечно, чисто случайное, создавало такое впечатление, что вообще Февральская революция сразу открывает двери в дипломатическое ведомство всем пришлым элементам и необходимый подбор и преемственность дипломатической службы будут вконец разрушены.

После этого постепенно деятельность комиссии стала замирать, своевременность широкого поднятия вопроса о реформе министерства как-то стала неясной и боязнь разгрома всего ведомства сделала из этой так восторженно начавшей свою работу комиссии самое мёртвое место в министерстве. Единственный итог работы комиссии заключался в том, что был выработан новый опросник для составления служебного формуляра, где вместо традиционных упоминаний сословия поступающего на службу, его родового и благоприобретённого имущества, орденов, чинов и т.д. были введены новые графы и вместо этих сведений, которые просто опускались, были включены сведения касательно образовательного ценза, учёных званий, научных трудов, командировок и т.д. Новый образец формуляра, несомненно, перегибал палку в сторону научных требований, что для огромного большинства служащих во всех министерствах иностранных дел мира было подвохом, так как, за исключением разве Юрисконсультской части, учёный элемент в чистом смысле слова отсутствовал. Эта поистине «самодельщина» в то же время была слишком незначительной переменой, чтобы комиссия Коростовца или же М.И. Терещенко могли гордиться коренной реформой дипломатического ведомства.

Несостоявшийся дебют В.А. Маклакова

Неизмеримо интереснее был вопрос о притоке новых людей на службу в МИД. В этом отношении, за исключением некоторых высших дипломатических постов, отданных лицам, доселе не принадлежавшим к составу ведомства, как-то: назначение послом в Североамериканские Соединённые Штаты Б.А. Бахметьева, о чём я упоминал при описании министерствования Милюкова, В.А. Маклакова — послом в Париж, М.А. Стаховича — в Мадрид и И.Н. Ефремова — в Швейцарию, кроме некоторых консульских фильтраций со стороны и замены аутсайдера П.Б. Струве его более чем неудачным учеником Н.Н. Нордманом на посту директора Экономического департамента, в центральное ведомство посторонние элементы проникали обычным путём, то есть через вступительный дипломатический экзамен, где мне приходилось их экзаменовать по международному и государственному праву.

Эти вновь поступающие при Терещенко были те же самые элементы, которыми пополнялись кадры служащих в прежнее царское время, то есть окончившие университет, лицей и правоведение, несмотря на то что эти привилегированные учреждения уже не существовали в прежнем виде; принимались даже воспитанники Пажеского корпуса. Наконец, я помню, как один из первых экзаменовавшихся был уже чиновник Государственной канцелярии Бутурлин, бывший лицеист, человек под 40 лет, который принимался с нарушением наших правил, дозволявших приём в министерство лицам до 27-летнего возраста.

Всё это указывало на то, что практически, несмотря на смелый (можно сказать даже, демагогический) шаг Терещенко с призывом к сословию присяжных поверенных, новый министр и в отношении подбора служащих министерства шёл по старой дороге. Так как мне и в прежнее время приходилось экзаменовать поступающих, то, на мой привычный взгляд, поступавшие к нам в министерство при Терещенко ничем не отличались от тех, кто поступал в царское время. И тогда бывали случаи вроде Бутурлина.

В одном только отношении чувствовался переход к новой «парламентской» системе — это высшие дипломатические места за границей, которые, если бы Временное правительство продолжало действовать, стали бы, несомненно, целиком уделом не профессиональных дипломатов, а счастливых политиков или, как у нас говорили злые языки по случаю назначения В.А. Маклакова, «очередных ораторов». Что касается этого последнего назначения, то я не могу не рассказать здесь его историю ввиду той важности, которую для России всегда представлял пост русского посла в Париже, в особенности со времени франко-русского союза.

До Февральской революции этот пост занимал Извольский, то есть наиболее крупный русский дипломат, каким могло располагать дипломатическое ведомство. Ещё при Милюкове, как я отметил выше, были отставлены Извольский от своего поста в Париже и Сазонов от своего назначения в Лондон. Я уже говорил, что сама обстановка увольнения Сазонова (и одновременно Извольского) указывала на внешнее давление, оказанное на Милюкова. Тогда же, ещё при Милюкове, был поставлен вопрос о парижском заместителе Извольского. В Лондоне вплоть до прихода к власти большевиков поверенным в делах продолжал быть Константин Дмитриевич Набоков (брат В.Д. Набокова), бывший до этого советником посольства при покойном графе Бенкендорфе, парижским посольством после увольнения Извольского временно управлял Севастопуло, советник посольства, как дипломат — не первая величина. Если в Лондоне были вполне довольны Набоковым и не требовали быстрого замещения посольского поста, то французы, наоборот, торопили с назначением посла и не могли удовольствоваться Севастопуло.