Записки из Города Призраков - [10]

.

Несколько секунд молчания, а потом:

– Брюс говорил мне, что закрутил с Райной. – Остин поднимается с песка, берет ракушку и зашвыривает через один из пирсов в воду.

– Да. – Я смеюсь, тоже нахожу ракушку и бросаю ее. – Ты лучше скажи ему, чтобы в следующий раз он надевал перчатки, когда будет подкатываться к одной из моих подруг.

– А ты лучше скажи ей, чтобы она поменьше болтала. – «О-о-ох. Все внутри горит».

Я игриво толкаю его.

– Да ладно. Моя девушка знает, что делает. Поверь мне.

– В этом случае, – он толкает меня, – можешь ты дать мне номер ее мобильника?

Я иду дальше, проигнорировав его последний вопрос – «Я действительно заигрываю с Остином Стивенсоном Морсом?», – зарываясь ногами в песок, наблюдая за пеной, которую оставляют океанские волны, откатываясь от берега.

Мне нравится говорить с Остином Морсом, потому что нет в нем никакой глубины. Он наполнитель. Пух. Одна приятная глазу видимость. Я для него инопланетное существо – пазл, который еще только надо сложить. И есть что-то возбуждающее в подчинении себе такого человека. Эта власть, идущая от ощущения, что ты – девушка, знающая, что тебе нечего терять.

Когда я ловлю на себе его взгляд, что-то кружится у меня в груди, бурное и шипучее, как шампанское.

– Так… что ты думаешь о новом кондо? – Он встает и подходит ко мне, предлагая мне бутылку. – Крутой, правда?

Еще большой глоток, и мир начинает чуть покачиваться. Я хмурюсь, глядя на Остина.

– «Елисейские поля» – это мрак, – отвечаю я и понимаю, что язык начинает заплетаться. – Райна и я – мы называем этот кондо Городом призраков, знаешь? Только не говори отцу. Потому что он за него заплатил! – Я икаю, спотыкаюсь о камень, вновь пытаюсь покружиться.

– Вау, девочка. – Он ловит меня, прежде чем я плюхаюсь лицом в песок. – Может, нам пора забрать у тебя бутылку водки?

– Подожди подожди подожди. – Я поднимаю руку с выставленным указательным пальцем. Протягиваю к его губам. – Послушай, Ос-тин. Никто не поставит Ливи в угол[14]. – Я смеюсь, снова кружусь. – Ты видел тот фильм, да? Я знаю, он старый, но о-о-очень хоро-о-о-ший. – Что-то внутри отщелкивается, и дикое, пьянящее чувство вырывается из клетки. Я хватаю бутылку, прикладываю ко рту еще для одного глотка. – Так мы пойдем купаться или как?

– Не думаю, что это такая уж хорошая…

Я не даю ему закончить.

– Ш-ш-ш. Это отличная идея.

Я направляюсь к волнам, стягивая платье вниз, обнажая черный кружевной бюстгальтер, который купила у французского изготовителя нижнего белья на Этси[15]. Остин застывает, наблюдая за мной. Я чувствую себя сиреной, истории о которых мама читала мне из «Одиссеи», словно прямо сейчас заворожила Остина Морса, стягивая платье вниз, ниже ребер, ниже пупка, с ягодиц, бедер, голеней. Я могу сказать, что он дышит по-другому – медленнее, глубже, – когда я поднимаю платье с песка, оставшись только в бюстгальтере и трусиках, и бросаю ему.

Дрожь поднимается по бедрам.

– Теперь ты, – объявляю я. – Пора мне увидеть тебя без рубашки.

– Но мой бюст не такой сексуальный, как у тебя, – шутит он, расстегивает единственную пуговицу, открыв грудь на дюйм. Подступает ко мне. Внезапно слышится вой сирен, яркие огни мигают за спиной Остина. Копы.

Остин оборачивается, его глаза округляются, полные ужаса. На мгновение он застывает.

– Черт. Одевайся, Оливия. Мы должны идти.

Он бросает мне платье. Я наблюдаю, как оно летит по дуге и приземляется мне на ноги. Подхватываю его, внезапно в замешательстве, испуганная. Допрыгалась. Папа меня убьет. «Нам надо спрятаться».

– Спрятаться? Не получится. – Остин подходит ко мне, поднимает платье, сует мне в руки. – Пошли, Лив. Не будем терять время.

Копы все ближе. Я отшатываюсь от него… пьяная, отчаявшаяся.

– Ты иди.

Он качает головой, словно не может поверить, что кто-то может быть такой тупой, а потом бежит к «Елисейским полям». Оборачивается еще раз, последний, чтобы крикнуть: «Давай!» Но фонари копов слишком близко, так что он прибавляет шагу. Я натягиваю платье через голову и наблюдаю, как тело исчезает в его тенях, все еще застывшее, а страх прокладывает тропу в тумане, который застилает разум. Завывания сирены все ближе, и, понимая, что ничего другого не остается, я ныряю под настил ближайшего пирса. Вжимаюсь в темноту, от избытка адреналина горит кожа, тело покалывает иголочками. Под пирсом воняет: чем-то рыбным и неприятным.

Патрульный автомобиль останавливается. Я задерживаю дыхание и замираю. Лучи фонарей приближаются. Коп щелкает языком, словно сзывает куриц, а не подростков. Я не могу допустить, чтобы они меня нашли: папа очень нервно воспринимает все, связанное со мной, особенно после того, как я вылетела из художественной школы.

Кра-а-ак. Что-то трескается у меня за спиной. Шаги. Чье-то дыхание. «Ох, дерьмо». Горло сжимает. Я так напугана, что едва не подпускаю в трусы.

– Сигарета у тебя есть? – спрашивает грубый, хриплый голос.

Медуза, местная безумная бомжиха, стоит за спиной. Протягивает мне расческу с выломанными зубьями.

– Я дам тебе это. Бесплатно, за сигарету, – говорит она.

– Нет, – шепчу я, еще не придя в себя, осознавая, что это правда: моя сумочка осталась на песке, там, где сейчас бродят копы с фонарями. Дерьмо в квадрате. – Ничего нет.