Записки из арабской тюрьмы - [25]
В тюрьме особым шиком считалось ходить гладко выбритым, а тех, кто был забит, не мог себе этого позволить, выгоняли из очереди назад. Я, правда, брился через день, у меня среди хажими даже друзья появились. Они за честь считали русского побрить. Бывало даже, подойдешь к нему, а у него последнее лезвие осталось, так он ко мне подойдет, а своих пошлет. Хоть я и не курил, но пачку сигарет всегда держал при себе, чтоб нужных людей угостить. В тюрьме за хорошую сигарету много чего сделать можно. Но, правда, это уже потом было, когда освоился да язык подучил.
Вышел я, значит, из душа, в руках мокрая одежонка, тут же услужливые руки подхватили ее, развесили на решетки, к утру высохла. Духота неимоверная, снова покрылся потом, будто и не мылся. А Тамил и говорит, чего, мол, сам-то стирал, есть же специальные люди — сказал бы — мигом организовали. Да ладно, говорю, руки, чай, не отсохли, и сам себе постираю. Дяде чужому — увольте, а себе чего ж не постирать. Пахан скалится белозубо, ну ладно, поди проголодался, сейчас есть будем. Есть сильно не хотел, но чтоб влиться в коллектив, решил принять предложение.
Глава 10
Арабы едят руками: что в тюрьме, что на воле — ложки и вилки используют крайне редко. Видел, как вилкой ели спагетти, а ложкой иногда суп — шербу. Обычно берут кусочек хлеба, собирают им пищу и отправляют в рот. В качестве хлеба используют так называемые багеты, французские булки, либо местные лепешки — табона, которые выпекают здесь же, в тюрьме, в специальных круглых печах, на внутреннюю поверхность которых нашлепывают лепешки из теста. Как пропекутся — хлеб-табона готов!
Для человека несведущего — принимать пищу при помощи хлеба целое мучение. Все сыплется, валится мимо рта, весь обляпываешься, а толком-то и не поел. «В большой семье е…м не щелкай!» Едят человек шесть — девять, сев в круг, на пол, с одной большой бадейки, поставив ее в центр. И в течение 3–5 минут ведро жратвы (другой термин трудно подобрать) исчезает в бездонных глотках. Едят практически не прожевывая, как хищники, при этом громко чавкая и урча.
Любимое блюдо — кус-кус, каша из дробленого пшена с бараниной или рыбой, сдобренная перцем, картофелем, луком, морковью. Овощи и мясо практически никогда не режутся на мелкие кусочки, а лежат сверху крупными шматками. Для начала съедается каша, затем овощи и мясо (рыба).
В хорошей компании сотрапезников всегда есть старший, который следит, чтоб всем досталось поровну и никого не обидели. В обществе небритиков заботятся только о себе. Ежедневно наблюдал картину, как физически сильные зэки забирали себе лучшие куски мяса, а зачастую просто вырывали изо рта соседа.
Мне повезло, я попал в сотрапезники к пахану, тот уважал законы гостеприимства и строго следил, чтоб меня никто не обижал. Понятно, поначалу делал он это из меркантильных интересов, думая, что я этакий денежный мешок, который в недалеком будущем можно будет неплохо подоить, но даже после того, как все прояснилось и стало понятно, что я нищий, отношение ко мне особо не изменилось.
Местные тузы тюремную пищу не ели. Их было восемь человек, со мной девять. Всем им из дома еженедельно передавали домашнюю снедь. Одному в понедельник, другому во вторник, третьему в четверг и так далее. Передачи не принимали только по воскресеньям, но еды всегда хватало.
Все продукты приносились в пластиковых корзинах — «кофе». Тунисская пища своеобразна, в каждое блюдо добавляют много перца и оливкового масла. Арабы вообще помешаны на перце и масле, могут есть его просто так с хлебом — макают в масло хлеб и заедают острым перцем.
Чтоб продукты не испортились, так как холодильники в камере не предусмотрены, их заливали оливковым маслом. По крайней мере на следующий день можно употреблять в пищу, ну а больше и не надо — съедалось.
Обычно передавали кус-кус, жареный картофель фри, вермишель, фасоль, чечевицу, горох, рис, вареное мясо, яйца, рыбу, осьминогов, салаты из помидоров, капусты, моркови. Все сдобрено острым перцем, соли нет. Не знаю почему, но тунисцы практически не едят соль. Передавали и фрукты — абрикосы, персики, бананы, арбузы, яблоки, груши, сливы, дыни и хинди. Хинди — местный фрукт растет на кактусах, коих в Тунисе имеется большое количество. Мне лично не понравился — кислая терпкая гадость с большим количеством мелких косточек.
Вся еда раскладывалась в пластиковые коробочки. К передаче принимались яйца без скорлупы, бананы без кожуры, арбузы и дыни без корок, только в виде мякоти, порезанной на мелкие кусочки.
Существовал целый штат посыльных из числа зэков, разносивших кофе по камерам, по дороге часть пищи тырили. Если уличали, били нещадно и лишали права на амнистию. Но все равно кражи продолжались, так как не каждому из дома передавали еду, а кушать хочется каждый день.
Потом я сам отказался есть домашнюю пищу со своими благодетелями, так как было неудобно постоянно «садиться на хвоста». Мне не передавали кофе с воли, а жрать на халяву я не привык. Поэтому перешел на тюремную пишу, пожалел, конечно, но гордость не позволила изменить решение.
Правда, после Рамадана мой авторитет значительно вырос, и уже многие считали за честь поделиться со мной пищей, но не буду забегать вперед.
«Я рвался в бой: жаждал резать и шить не под пристальным присмотром профессорско-преподавательского состава кафедры хирургических болезней, а сам! Можно было остаться в городе, но юношеский максимализм взял вверх над здравым смыслом, и я поехал работать на периферию.— Ты уже восьмой хирург за последние три года, — сообщил мне заведующий хирургическим отделением.— Как? — изумился я. — Восемь хирургов за три года? А что тут, аномальная зона?— Да нет, — грустно улыбнулся доктор. — Трудностей испугались.— Ну, я трудностей не боюсь, — самоуверенно заверил я. — Вот, вышел раньше на два дня.Как оказалось, напрасно…»Дмитрий Правдин действительно сразу после института устроился работать районным хирургом.
– Какой унылый видок, – громко нарушил молчание, царившее в автобусе – Рома Попов, коренастый, черноволосый семнадцатилетний юноша, сидевший в левом ряду салона у окна, что сразу за водителем, – неужели нам тут целый месяц чалиться? Но ему никто не ответил. Будущие студенты медики, а пока еще отправленная в колхоз бесправная абитура, не горели желанием шевелить языком в такой пропылённой духоте и вступать в сомнительные дискуссии. Не спасали пассажиров и открытые настежь окна: в салоне жутко пахло бензином и раскаленным железом – автобус внутри почему-то почти не охлаждался.
Перед вами книга от одного из лучших авторов серии «Приемный покой» Дмитрия Правдина, питерского хирурга, который частенько уезжает работать в маленькие сельские больницы.Байки в духе черного юмора, которые так популярны в наше время — это ужасная, смешная и очень-очень знакомая действительность. Хирург Правдин с иронией относится и к себе, и к своим любимым пациентам.
После оглушительного успеха первого романа Дмитрия Правдина «Записки районного хирурга» он решил выпустить продолжение своего дневника, в котором рассказывается о том, как он, молодой специалист, переехал работать в городскую больницу. О! В подобных больницах наверняка бывал каждый, поэтому возможно, слишком сильно автор вас не шокирует, но насмешит – точно. Черный юмор хирурга Правдина понравится даже капризным ценителям доктора Хауса.
Только самые страшные, откровенные и увлекательные байки от бывалого хирурга. Неадекватные пациенты, их родственники, коррумпированные коллеги, равнодушный медперсонал – со всем этим приходилось сталкиваться любому врачу, да и пациенту тоже. Вся изнанка нашей медицины глазами много повидавшего, но не ставшего равнодушным врача. Читая эту книгу, помните, не всякая байка – выдумка.
Дмитрий Правдин действительно сразу после института устроился работать районным хирургом. Этот роман полностью реален! Дмитрий вел дневник, поэтому более уморительного, восхитительного и ужасающего чтива не видели даже прожженные любители медицинских сериалов и книг!
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.