Записки Ивана Степановича Жиркевича, 1789–1848 - [123]

Сев обратно в экипаж, государь спросил:

– Теперь куда?

– В городской острог, если угодно приказать.

– Пошел! – приказал он кучеру, потом, обратясь ко мне, в самом ласковом тоне сказал: – Я думал заведения твои найти лучше, нежели видел!

Защемило у меня сердце, но я, скрепясь, отвечал:

– Государь! Знаю очень, что они далеко не достигают того вида, в котором вам угодно их видеть. Но совесть моя покойна: я сделал все, что только мог успеть и был вправе лично устроить до вашего сюда прибытия!

– Знаю и слышал от других, – сказал государь, – что ты исправил. Но, признаюсь, я от Жиркевича более, нежели от другого, требую! То, что я тебе указал, я другому бы вовсе не заметил. Кто у тебя управляет заведениями?

– Член приказа общественного призрения.[486]

– Давно он в Симбирске?

– Всего две недели.

– А кто у тебя в приказе дворянский заседатель?

Я назвал его по фамилию.

– Этот давно ли тут?

– Месяца с два, не более.

– Ну, на этот раз не брани их за то, что я нашел, а только укажи, как я показывал тебе, и предвари их, что через шесть недель я пришлю к ним кое-кого взглянуть, что они сделают после моего замечания; только чтобы не прогневались, если найдут их в беспорядке!

В остроге государь изволил заметить в одном углу сырость. Арестантов ему именовал по разрядам прокурор Ренкевич. В одном покое, видя рослого арестанта, изволил его спросить:

– За что?

– Бродяга, – отвечал тот.

– Не наказывая его на теле, забрить ему лоб, – сказал государь, обратясь ко мне. – Но не выпускать сейчас, а учить приемам в остроге, пока совсем не будет готов.

Потом в одной камере человек до двадцати крестьян при входе государя стояло на коленях.

– Это что за люди? – спросил меня государь.

– Мои арестанты, ваше императорское величество, а ваши – удельные.

– Встаньте, глупцы! – сказал государь. – Ступайте по домам, но вперед у меня не шалить, а не то плохо вам будет, и другим передайте, что сказал вам государь ваш.

Проезжая по городу, государь приказывал мне называть ему казенные здания, и нашел дом дворянского собрания безобразным до такой степени, что выразился:

– Стыдно симбирскому дворянству иметь такое помещение!

Про городскую думу сказал, что «и эта не годится». Изволил найти, что строящийся дворянством новый собор исказил совершенно правильность площади перед губернаторским домом. Древний собор в Симбирске был совершенно в центре оной, а новый строился саженях в двадцати от старого, а потому государь приказал: эту площадь до половины занять публичным садом для гулянья, разбив таким образом, чтобы старый собор был бы совершенно в саду и один боковой подъезд его выходил бы наружу, а взамен того приказал немедленно устроить новую площадь с того фасада губернаторского дома, который был обращен на маленький садик, сломав все смежные с оным строения, из коих один обгорелый дом, принадлежавший частному лицу, приказал мне приторговать в тот же день, спросив, давно ли этот дом принадлежит настоящему владельцу.

Когда я отвечал, что он весьма незадолго купил его за 8000 рублей, то государь изволил вымолвить:

– Предложи ему десять тысяч и скажи, что я знаю, сколько им было заплачено прежнему владельцу, и напиши ко мне ответ в Пензу. – Затем приказал городской дом даже просто сломать, добавив: – Купцы могут и должны выстроить себе лучше! Я им построил даром гостиный двор!

Губернаторский дом приказал распространить, невзирая и на теперешнее обширное помещение его. Государю угодно было, чтобы та церковь, в которой он слушал обедню, вошла всем составом своим в дом губернатора, причем приказал, чтобы у церкви одна наружность изменилась, а внутри чтобы точно было в том же вид, как и теперь, и чтобы навсегда оставалась приходской же церковью.

Войдя в новый собор, едва окинул взором, нашел, что архитектор сделал ошибку в разбитии карниза, и указал, что на одной стороне карниз вершка на два ниже, нежели в противоположной стороне.

Потом изволил посетить Дом трудолюбия. Здесь генеральша Ивашева лично представляла государю всех членов «Общества христианского милосердия» и всех заведующих маленьким ее заведением. Любуясь на здоровый и веселый вид воспитанниц, из коих с некоторыми изволил разговаривать, его величество со всей внимательностью и подробностью расспрашивал как об устройстве, так и о средствах оного. Обойдя все покои, спросил:

– Где же ваш лазарет?

– У нас нет лазарета, – отвечала Ивашева.

– Где же вы помещаете и лечите ваших больных?

– В шестнадцать лет, государь, мы были так счастливы, что вовсе не нуждались в лазарете! Во все это время у нас не случилось ни одной серьезной больной, а с небольшими недугами нездоровую девицу классная дама помещает с собой.

– Адлерберг! – сказал государь, обратясь к сему последнему. – Пожалуйста, напиши своей матушке,[487] что я нашел такое дурное заведение, где в шестнадцать лет о больных не слыхали!

Тут государь пробыл около часу времени и самым веселым и приятным тоном беседовал с окружавшими. Потом, когда стал уходить, Ивашева сказала:

– Ваше императорское величество! Вы были так милостивы, что удостоили вашим взором каждый уголок в доме. Довершите оную взглянуть и на садик наш, или то, что мы называем садом.