Записки Ивана Степановича Жиркевича, 1789–1848 - [118]

Предводитель Бестужев перепугался и 17-го числа, несмотря на лихорадку, несколько дней его мучившую, приезжает ко мне, и у нас завязался следующий разговор.

Бестужев. Ваше превосходительство прислали мне бумагу, на которую я вовсе не знаю, что мне отвечать.

Жиркевич. Ваше превосходительство сами потребовали от меня такой бумаги!

Бестужев. Вы видите, ваше превосходительство, что я человек больной и теперь меня трясет лихорадка, я, быть может, и сделал ошибку, но вы хотите погубить меня!

Жиркевич. Нимало не думаю! Я, как начальник губернии, должен знать причину поступка вашего и дворянства, которое я всегда в душе своей уважал и которому не подал повода меня шокировать!

Бестужев. Шокировать вас никто и никогда не думал! Но вы знаете сами, ваше превосходительство, что к вам доступ весьма труден. Заговори с вами о деле несогласно с вашим мнением, вы тотчас распетушитесь!

Жиркевич. Господин губернский предводитель дворянства! Вы проговорили!.. Я дозволяю вам ваше слово взять назад – или не угодно ли вам будет повторить его.

Бестужев. (оробев). Я виноват, ваше превосходительство! Простите моему болезненному состоянию. Я точно виноват и признаюсь в этом.

Жиркевич. Григорий Васильевич! Вы лучший свидетель, как я много и искренно уважаю симбирское дворянство. Я ничего не стану говорить в укоризну за настоящий поступок, но признайтесь сами, что большого неудовольствия и неприятности мне нельзя было нанести! Всем известна моя история с вашим братом; он рассказывает вслух, что сменил меня; я точно сменен, но не по его настоянию. Знаю, что всегда найдутся легкомысленные и готовые потворствовать случайности, но в настоящем деле весьма ошибутся! На бумагу мою отвечайте: «Ошибкой». Я все беру на себя и устрою. Но скажу вам откровенно, что это сделаю при большом затруднении. Не я, жандармы донесут о происшествии, и государь, конечно, спросит меня об этом, – что я должен отвечать? Я симбирским дворянством доволен, но семья не без урода, и если он сам спросит, чтобы я назвал их, смело и откровенно назову двух или трех, которых понимаю таковыми.

С этим я отпустил Бестужева.

Но едва он вышел от меня, как входит в гостиную без доклада А. Бестужев и приветствует меня словами:

– По выбору дворянства я назначен маршалом в губернаторский дом, для приема государя! Почел долгом моим в сем звании представиться вашему превосходительству.

– Напрасно беспокоились, господин Бестужев! – отвечал я. – Самозванцев я не признаю никаких. Во всякое другое время я бы вас в этом покое попросил бы садиться, а теперь, по русскому обычаю, скажу вам: «Вот Бог – а вот порог!..» Сконфуженный, не сказав ни слова, он в ту же минуту вышел.

Григорий Бестужев прислал бумагу, где называл собрание дворян «частным собранием» и прибавлял, что «на предложение дворянства он хотел лично просить моего совета и согласия, но по случаю своей болезни, усилившейся еще внезапно до высшей степени, когда объяснял сие дело своему письмоводителю, тот, принявши оное за приказание, приготовил бумагу и дал ему подписать, а потому просит у меня в таковой ошибке извинения». Я отвечал ему, что, хотя и состоялось высочайшее повеление, чтобы не делалось никаких приготовлений к встрече его величества, и желая оное буквально выполнить, я предполагал воспользоваться счастием принять государя в квартире моей, при собственных слабых моих средствах; но как я получил частное извещение от министра внутренних дел, что я перемещен уже в другую губернию, и со следующей почтой ожидаю о том указа, то я с благодарностью принимаю внимание симбирских дворян устроить покой для государя в губернаторском доме, на свои средства. Желая оказать сам сильный знак моего уважения к симбирскому дворянству, я соглашаюсь даже и на то, чтобы статский советник Бестужев заменил меня в доме как хозяин, но признать за ним, по сему предмету какое-либо звание, я не считаю себя в праве. Тем дело пока и кончилось.

19 августа я получил указ о моем перемещении и сдал начальство вице-губернатору. Того же числа получил через Ивашева письмо от Н. М. Лонгинова из Москвы, вложенное в пакет к Ивашеву незапечатанным, в котором Лонгинов от 9 августа писал, что о перемещении моем он узнал от государя лично, который выразился на мой счет при этом, что он знает меня как хорошего человека и губернатора, и дал мне самую скверную губернию, чтобы я оную исправил! О княжне Тамаре поручил мне в проезд государя через Симбирск напомнить ему через В. Ф. Адлерберга.[473]

20 августа приехал ко мне симбирский помещик отставной генерал-майор фон Блюм[474] и в разговоре со мной насчет сумятицы, происшедшей по случаю назначения Андрея Бестужева маршалом, спросил меня:

– Правда ли, что вы губернскому предводителю сказали, что вы назовете, если государь у вас спросит, двух или трех уродов из симбирского дворянства?

– Правда! – отвечал я. – Но как неосторожен Бестужев, что то, что говорилось между нами, он распускает в обществе!

– Вчера вечером, – продолжал фон Блюм, – были толки об этом в собрании, и все хотели, приехавши к вам, просить, чтобы вы этих уродов выставили бы лучше дворянству.