Записки Харитона Лаптева - [26]
Западной берег от усть Таймуры лежит высокой, пологой, земля глина со мхом. Оной берег лежит весь каменной, и от него к северу острова{62} каменные ж, оброслые мхом черным, которым питаются олени. И на сих островах бывают олени, которые тут и зимуют.
От онаго западного берега к северу, и до самого мыса Северозападного в зимнее время видели, что лед в лете не ломает, понеже на нем видны великие ямы, которые в лете от солнца вытаивают, к тому ж находился на оном льду лед наносной полною водою и не вмерзлой в лед.
Северозападный мыс собою узок, вышиною около 5 сажен берег, на котором земля черная с мелким ломаным камнем аспидом, а дале от берегу глина со мхом. Восточнее и западнее сего берега лежат ниские, пологие. У сего мыса начнутся к западу близ берегов тороса частые и свежие, которые, мнится быть в каждом лете ломает, но токмо ж не разносит, понеже везде на коргах, то есть на выбивных песках, с моря льдом лес наносной везде старой и гнилой, с нуждою на дрова годен. Полной воды в зимнее время никакой приметы здесь нет.
На Северозападном мысу из завозного дерева поставлен маяк{64} с надписанием ширины места, год и числа. Западнее Северозападного мыса к югу в губах льды гладкие, а к морю разделяются торосами{65}, и так все видно в море тороса превеликие.
Южнее мыса острова и берега каменные до пораллели 75°35'. На острову{66} сей паралели находился лес наносной, в высоте от ватер-линии перпендикулярно не меньше 10 сажен. Ниже помянутой параллели ширины к югу берега и острова лежат низкие, пологие, с мелким камнем. Земля беловатая со мхом, где больше находится и здоровея лес наносной и годной на строения.
У сих берегов чаятельно быть великим в море отмелям{67}, понеже тороса изретка и во льду не видно пролубей нерпечьих, которые на глубоких местах великое множество продувают для отдыху своего. К тому же и щелей во льду нет, которые полная вода делает. И тем мнится, что тот лед к земле примерзлый.
В пораллели 74°10' ширины острова{68} собою высокие и пологие, на которых великое множество аспиду черного, но токмо хрупок и тонок, а писать на нем весьма мякок.
В пораллеле 74°00' ширины губа{69} собою узкая, лежит к востоку в берег; как далека пошла неизвестно, но по известию от жителей Усть-Пясинских, из крайнего зимовья{70} на нее выезжают чрез днище, то есть 30 верст.
От той губы к усть Пясинги берега пошли высокие и пологие, на которых круглой камень. Ниже помянутой параллели, то есть 73°53' ширины поставлен маяк{71} штюрманом Мининым, бывшим на боту Оби Почтолионе: От сего маяка к усть Пясинги началися заводы{72} песцовые усть пясинских жителей. В губе усть Пясинской между заводью в несколько расстоянии меж собою два зимовья отъезжих и один балаган{73}. Берег сей, восточный усть Пясинги и в реку вверх пошел крутоярой, земля черная.
На устии реки Пясинги жители русские, из города Туруханска, имеют свои коренные зимовья, около которых в зимнее время промышляют песцов, а иногда и белых медведей. Питаются рыбою и дикими гусями.
Усть реки Пясинги состоит во многих островах, больших и малых, меж которыми протоки узкие и широкие весьма мелки, <кроме одной главной>. И в большую вешнюю воду, по взломании льда, с нуждою лотки проходят. А в малую воду отнюдь не проходят. Главная протока лежит под малым островом{74}, лежащего близ западного берега, на котором зимовьи коренные{75} промышленников. Глубиною сия протока не меньше 8 сажен фарватером, но токмо разными згибами в море вошла, от подводных песков и наружных островов.
Во всем устье острова лежат низкие, песчаные. На них плавника лесу весьма много, которым жители довольствуются. Во оной главной протоке рыбы ловятся красная и белая, великое множество. С моря приход в сие устие весьма неудобен и с лоцманом, от кривулин протоки. К тому ж иногда и пересыпает песком, а в другом месте прорывает, чего ради напредь посылать мелкия суда должно. К сему устию в зимнее время вода полная приходит и большим ветром с моря, но токмо едва чювствительно под зимовьями. А в летнюю пору бывает обычайное наводнение, но токмо мало, в полно и новолунии и реткие пески закрывает. Приклад здесь 3 часа{76}.
Вверху река сия выходит ранее. Чего ради в последних июня месяца числах на устие сверх льда покрывает и тем закраины делает. А июля около 8 числа главная протока проходит весьма тихо своим фарватером глубоким. А на прочих протоках лед, примерзлой к земле, под водою исчезает.
Устье реки Пясинги, по нижеписанному состоит на пространном бештеке предложенной зеикарты, по правым румбам.
Остров{77}, на котором зимовье коренное, лежит O и W 2 версты, шириною 1 верста.
От зимовья виден перваго острова{78} за протокою западный мыс NNW 1 /2 W 6 1 /3 верст; восточной мыс NtO 1 /2 O 11 верст. За ним к северу лежащей остров{79} видет, западной мыс NNW 1 /2 W 15 верст; восточной NOtN 1 /2 O 14 верст; за ним островок{80} NtO 3 /4 O 19 верст, продолговат. К морю островок{81} же, по левую сторону, по течению в форватере NW 1 /2 W 9 верст.
Северного берега яр мысом{82}, где Верхне Пясинское зимовье, NNW 26 верст. Против того зимовья большей остров{83} в двух верстах от берегу, средина его WtN. От мыса сего острова к NW в море пошли мелкие каменные острова{84}, грядою один подле другова в самой близости, меньше четверти версты друг от друга.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.