Записки графомана - [15]

Когда я пришел устраиваться по армейской квоте в салон свадебных люстр, Эдди приставили ко мне как человека, который «введет меня в курс всех дел, касающихся продажи свадебных люстр». Тот встал в стойку передо мной, как принимающий игрок, и говорит:

– Давай, эт самое, – говорит, – продай мне вот эту ручку. – Классический пример в подобных случаях.

– Свадебные люстры – это которые вешают на свадебных церемониях? – спрашиваю.

Эдди брезгливо меня оглядел с головы до пят, и мне показалось, он даже мысленно меня возненавидел до такой степени, что это не лишило его капли удовольствия.

– Помимо свадебных церемоний их ещё много где используют. Например, в дамских уборных, – сказал он и неловко поморщился.

Эдди был славным малым, и в его силах было впихнуть все что угодно, особенно свадебные люстры. Не говоря уже о шариковой ручке. Тем более они оснащены новомодными записывающими устройствами и видеорегистраторами. Эдди на одном дыхании рассказал мне всё о положительных нюансах приобретения и использования свадебных люстр и даже предложил быстро оформить кредит. Что не могло не привести меня в восхищение.

– Отличная работа, я берусь, – говорю.

Эдди ухмыльнулся самым мерзким образом и прошел наскоро в кладовую. Вместо него вышел управляющий и предложил мне выпить с ним кофе. «Как ваше ничего?» и всё в таком духе. И так мы просидели, пролистывая каталог свадебных люстр, наверно, минут тридцать. Потом, как гром среди ясного неба, появляется банковский душеприказчик и просит подойти, размахивает чеком, который, кажется, должен подписать управляющий. Неужели они хотят взять с меня деньги за выпитый кофе, подумал я, и непринужденно направился к кассе.

– Подпишите здесь. – Эдди уже не такой любезный. В устах его яд, и он распространяется по всему торговому залу. Он ликующе указывает мне место, где я пропустил поставить подпись.

– Какого хрена я должен покупать вашу люстру? – спрашиваю я и будто загипнотизированный сдираю со стола треклятый листок и разрываю его на две части. Эдди негодующе топчется на месте, так и норовит выполнить прыжок. Менеджер просто в ахуе, берет и закуривает, да так закуривает, будто это его последняя сигарета, а в руках у меня пушка и нацелена она на него.

– Вы можете не подписывать этот договор, – пространно тарабанит себе под нос управляющий, – это всё равно просто формальность. Мы пришлем люстру к вам с водителем. У него на руках будут все квитанции.

Эдди непринужденно пропустил кучу чеков через кассовый аппарат, который был настолько старым и медлительным, что казалось, работает из последних сил и вот-вот задымится или сразу взорвется.

За что боролся, на то и напоролся

Первый рабочий день я внимательно слушал и записывал то, что наговаривал доктор Кёрви в микрофон, подключенный к записывающему устройству. На следующий день, прослушав записанную мной лекцию, я испытал ужас от открытия, которое меня посетило. Вместо воска доктор притащил в мешке выкопанный на кладбище труп и, пытаясь вдохнуть в него жизнь, всю ночь проблевал в толчке, а весь следующий день просидел над старинными фолиантами. Но все тщетно. Труп остался лежать трупом.

Так продолжалось с неделю. В воскресенье доктор Кёрви не сомкнул глаз и, приняв изрядную дозу какой-то жидкости, призванной стимулировать его мыслительные процессы, ходил из угла в угол всё то время, пока его не поразил разряд спокойствия и умиротворения. Дело было сделано в его коварном мозгу – и теперь только оставалось воплотить его в реальность. Он поднял меня среди ночи, и мы принялись за работу; уже к рассвету тело мертвеца подало первые признаки жизни, и доктор, подойдя к открытому настежь окну, подозвал разносчика молока, чтобы тот поднялся.

На кровать ко мне садится – черный человек,

черный человек,

черный человек.

Спать не дает мне всю ночь – черный человек

черный человек,

черный человек.

Неисправимый оптимист

Размахивая флажком, я шел вперед, туда, где меня ждала работа, а с губ рвалось обещание воспитать еще более верных граждан, вырастить из них морских свинок – если это пойдет на пользу нашей славной республике! Дайте мне ружье и покажите мишень! Я докажу, какой я патриот. Россия – та, что для патриотов, – иди вперед! Свобода или смерть! А какая разница? Одна нация, нерушимая, etc. Преданность закону стопроцентная, честолюбие безграничное, прошлое безупречное, энергия бьёт ключом, будущее нерушимое. Никаких болезней, зависимостей, комплексов, пороков. Готов работать, согнувшись в три погибели, не видя ничего вокруг, стоять в строю, салютовать флагу и даже доносить на ближнего своего. Все, чего я прошу, мистер, – это дать мне шанс.

– Слишком поздно! – звучит голос из темноты.

– Поздно? Но почему?

– А вот потому! Знай, что перед тобой 146 804 493 человека, все как один впавшие в оцепенение каталептики, и все на сто процентов сработаны из чистой стали; каждая кандидатура одобрена Советом по здравоохранению, Патриархом, Дочерьми Партии, Русичами и национальной идеологией.

– Дайте мне ружье! Дайте ружье, и я разнесу себе череп! Такой позор!

Позор действительно непереносимый. Хуже того, это самое настоящее узаконенное дерьмо.