Записки графомана - [11]

Стю свершает подвиг

– О ревности здесь дело не идет, просто будь с ней поаккуратнее, – наставлял я бедолагу, которого ничто уже не могло хоть как-то отвлечь. Стю казался настолько возбужденным, что пока мы ехали в такси, он кончил несколько раз, пока водитель небрежно тормозил, и Стю валился Стелле на коленки.

В отеле мы открыли шампанское. Вилли произнес грандиозную речь, я скромно вторил ему. И затем мы оставили голубков наедине, предварительно повесив на ручку двери табличку «не беспокоить»; ниже: «идет дезинсекция!».

Через секунду зажегся экран телевизора, мы притащили заранее кассеты с порнухой и ящик пива.

– Пускай развлекаются.

Вилли вел машину слегка нервно. Потом включился портативный экранчик, а на нем – вот тебе диво – Стю, который не знает с чего ему начать. Ретируется в санузел. Отливает. Стелла же стоит непринужденно посреди комнаты, шмотки разбросаны по полу, голова запрокинута, и курит косяк, выдувая дым по-пижонски в потолок. Соски её кровоточат молочной смесью «агуша». Она одевает футболку Стю, которая наверно насквозь пропахла потом и пивом, и мокрая ткань небрежно обволакивает вздыбившиеся соски, а влажные губы сами по себе расходятся, как неисправная молния на пальто.

– Открой окно! – приказывает она.

Стю слушается. В таком запашке можно и задохнуться. Правильно. Это пойдет ему на пользу. Кровь приливает к голове, я слышу шум города и редкие гудки клаксона, запах поп-корна.

– Выключи свет!

И я выключаю. В комнате всё равно светло. Мебель с торшерами оживает и начинает переговариваться. Стелла подходит ближе. Вид у неё совсем ангельский. На ум приходит, что ей нет ещё пятнадцати. Она обвивает меня словно цветок мертвое дерево и процеживает сквозь зубы, когда наши лица достаточно сближаются: «А теперь, давай снимай штаны!».

Стелла открывает двери восприятия

Пока она у меня отсасывала, кто-то пристроился и засадил ей сзади. Не знаю, кто это мог быть, даже угадывать не пытаюсь, было темно, а квартира моя сплошной проходной двор для всякой швали, которая в те времена ошивалась поблизости.

В любом случае, я и до этого замечал что-то неладное в себе, отчего возникало вопросов больше, чем ответов на них. Пренебрежительное отношение окружавших меня людей к моей персоне стало фактором номер один, но подумать о том, что это всего лишь побочный эффект того, что происходило на самом деле, в голову мне не приходило. И прийти не могло ни в коем случае. В очередной раз, когда Стелла, стоя на коленях, отсасывала у меня, и кто-то, как я уже упомянул, пристроился к ней сзади, и засадил поглубже, отчего всё тело её вздрогнуло.... тут-то я и нащупал этот зачерствелый рубец у неё на затылке. Будто бы целый мозг вынули и засунули обратно, предварительно, конечно же, подвергнув определенным манипуляциям. После моего открытия жизнь, вершившаяся всё то время вокруг, стала интересовать меня куда меньше; большую часть времени я проводил в архивах и искал, искал, искал. То, сам не знаю что.

В старой газетенке датированной прошлым столетием, я наткнулся на интересный случай. Заголовок гласил: «Доктор Кёрви реанимировал мертвеца». Дед доктора Кёрви, точнее дед его деда, был человеком малообщительным и, что называется, не от мира сего; большую часть времени он проводил в своей лаборатории. Это при том, что жизнь он вел довольно праздную и не чурался выпить. Во время очередного эксперимента, который, как указано, связан был с изучением психоделических грибов, переборщив с дозой, он откинулся от сердечного приступа прямо на скамейке в городском парке. В состоянии галлюцинаций его мог напугать или даже повергнуть в ужас, силуэт затаившейся на ветке совы или жука-короеда, ползущего по асфальту в лунном сиянии.

С раннего утра Стелла разбудила меня, и спросила, заходил ли к нам кто-то прошлой ночью. Я сказал, что не имею ни малейшего понятия.

– Ты заметила что-то странное? – спросил я.

– Даже не знаю, как сказать.

Её киска была аккуратной маленькой пещеркой, но стоило мне ласками разбудить зверя, живущего в ней, как распахивался прикрывающий убежище, шелковистый занавес – врата ада, и она становилась плотоядным цветком, ненасытным ртом младенца жадно сосущим меня.

Кем была она когда-то? Супермоделью, продавщицей в модном бутике, официанткой? Неважно. Сейчас она машина, действующая по четко заданной программе. За ней тянется целый шлейф радиосигналов, которые я научусь со временем перехватывать с помощью старого радиоприемника.

Таксист сидел спереди, и я четко видел рубец на его затылке. Эмоции его определенно притуплены.

Лошадь сдохла – отшвартовывайся

Жизнь, она – вот она. Только протяни руку – дотронешься. По утрам мы обычно отплывали. Я заправлял топливом полный бак и давал команду молодому индейцу Билли, чтобы тот отшвартовывался. Вилли успевал в самый последний момент покурить папиросу. Стю бежал и кричал с пирса: подождите меня, чертовы ублюдки! Штормовое предупреждение, сэр. Да? Именно. Лодкам нельзя выходить на воду. Унесет к чертовой матери. Ты же меня хорошо знаешь, дружок. Я каждый день утром регистрируюсь и отплываю. Иначе мне не прокормить семью. Имя, спрашивает секундант. Майлз Чарли. Капитан корабля «Майями битч». Время отплытия. Через пять минут, говорю. Выхожу через пять минут десять секунд, сразу как только заправлюсь горючим. Счастливого пути! желает секундант, и я вскрываюсь в портовой лавке снастей; покупаю леску и кокаиновых червей на прикормку.