горстьми, а еще более, которые, опустив головы в бассейн, тянули вино прямо из него, из коих некоторых подгулявшие забавники сталкивали в бассейн, совсем не давая встать на ноги, что сопровождалось криком и бранью валяющихся в вине, а также гамом и хохотом окружающих бассейн. А иные добровольно влезали в бассейн и, сидя в вине у фонтана, закинув вверх головы и разинув рот, с ужасными гримасами ловили брызги струй с сильным стремлением падающего сверху вина, обливавшего им лица и одежу. Один забавник, уловчась, влез на самый верх фонтана и там у самого источника упивался вином, некоторые пытались его стащить, но он ловко от них отбивался и увертывался, давая повод к хохоту окружающих; наконец, он вздумал лечь брюхом на отверстие фонтана, протянув руки и ноги, и, таким образом заткнув собой трубу фонтана, остановил выбрасывание вина. Это действие, возбудившее сильный смех с криком и бранью, возбудило и сильнейшее рвение стащить дерзкого злодея, отнявшего у всех царское вино, что и исполнили двое или трое поднявшихся к верху фонтана; причем один из них, вооружившись отодранным из бассейна фальцем или планкой, препорядочно попотчивал по спине этого смельчака. Около фонтана производилось пьяными много глупых и смешных неловких фарсов и шуток. Наскучив смотреть на суматоху около фонтана, я взглянул на площадь. На ней все еще толпилось взад и вперед много народа: кто с огромным куском жареной говядины, кто с четвертью телятины, баранины, окороком на плече, кто с калачом, кто с пирогом, кто с кувшином, с бутылкою, штофом
[136] красного и белого вина или с другим каким припасом, которым угощали на этом празднике. Народ по большей части с подбитыми глазами, разбитыми в кровь носами, выбитыми зубами, с раскроенными до крови лбами; буточники вытаскивали из арены мертво пьяного, выводили кого с перешибленною ногою, рукою, проломленною головою или до полусмерти избитого; а в ином месте подгулявшие проходили веселыми кучками с громким смехом и восклицанием, а которые и с лихими русскими песнями, с бубнами и лошаками
[137]. В одном месте двое мужиков, порядочно угостившихся царским вином и с разбитыми в кровь рожами, крепко обнявшись руками, которыми за несколько минут пред сим на рожах друг друга они развели кровавые узоры, с веселыми выражениями орали во все горло ужасную сумятицу и сильно качались из стороны в сторону, прищелкивая руками и, думая пристукивать ногами, как [бы] пускаясь в пляску Это было карикатурно и смешно. Также очень насмешил меня один пьяный немец, проходящий близко нашего балкона с уморительно неловкою прискочкою и кривлянием, что у него, вероятно, должно было заменять пляску. Махая над головою окороком ветчины, со смеющеюся рожею, несмотря [на то], что у него длинный его нос был совсем сворочен в сторону, громко кричал: «Я шинкен
[138] достал». На площади еще продолжался шум, крик, смех, брань и драки, без которых у русских мужиков редко проходят общественные забавы.
На арене пьедесталы были уже пусты, на них не было ни народу, ни кусочка припасов; на платформах их торчали вверх только по четыре железных кола, посредством которых держались на ногах жареные быки, а в толпе бродящего по площади народа видна была одна плотная масса соединенных мужиков в красных рубахах, подвигавшихся медленно от пьедестала левой от нас стороны к выходу с площади, тщательно скрывая в средине себя, надо полагать, голову быка с золотыми рогами, храбро отбиваясь от натисков окружающих их партий в белых и синих рубахах с намерением отнять у красных рубах добытую ими голову. Перед выходом их с площади явилась к ним на помощь пешая и конная полиция, которая отогнала нападающих и под своим прикрытием таким же тихим шагом повела их к обер-полицмейстеру для получения награды 50-ти рублей, суммы в то время довольно значительной.
Императрица после опустошения пьедесталов пробыла на балконе еще несколько минут, любуясь веселящимся народом, а потом со всем своим семейством и двором удалилась с балкона, чему последовали и все, смотревшие с балконов и окон, окружавших Дворцовую площадь домов и прилежащих к ней. И мы тоже отправились домой.
По какому поводу было устроено это празднество я не помню, и в записках, мною в детстве начатых, тоже не нашлось; но надо полагать, что по случаю замирения со Швециею[139].
Учителем моим в детстве русского языка, грамматике, арифметике, начального понятия о географии, естественной истории был один молодой человек из бедных дворянских детей по фамилии Федоров, очень неглупый молодой человек, хорошо учившийся, не знаю где, и знавший очень хорошо русский язык, но не имея никакой протекции, попав в писаря в канцелярию Кригс-комиссариата, протянул бы там, как говорится, очень долго лямку до офицерского чина. Батюшка, узнав его способности и образованность, пригласил его обучать меня с сестрой и меньшим братом, которые только что еще начинали читать.
Федоров был высокого роста, хорошо сложен и недурен собою, почему батюшка тогда же чрез одного из своих приятелей сделал [так], что его приняли в кавалергарды, что давало ему прямо чин капитана армии. Кавалергарды при Екатерине были не то, что теперь. Во-первых, каждый рядовой кавалергард должен быть непременно офицерский сын и имел капитанский чин. Их была только одна рота, капитаном которой была сама императрица, а порутчиком, который и управлял ротою, был всегда кто-нибудь из первых вельмож, в это время был Потемкин
