Записки гарибальдийца - [52]

В эпоху, когда жил Карлуччо, не трудно было предсказать его участь; тюрьма и виселица, или печальный, но честный конец, к которому пришел он, – вот всё, из чего ему приходилось выбирать.

Иногда женщина может еще отвратить эту неумолимую судьбу, может любовью искупить милую ей голову, отмеченную роковым клеймом.

Но для этого ей нужно много любви и силы, и не это выпало на долю Карлуччо.

У Карлуччо не было ни сестер, ни братьев; мать его умерла в родах. Он жил один с своим отцом, знаменитым музыкантом того времени. У Карлуччо с детства были отличные способности ко всему, и к музыке в особенности; кроме того, звучный и сильный голос. Отец имел в виду сделать из него певца.

В Неаполе трудно дать юноше сколько-нибудь сносное образование. Отец Карлуччо не щадил издержек, приглашал для своего сына лучших учителей, и молодой Карлуччо приобрел кое-какие сведения, благодаря, впрочем, больше всего своей любви к чтению и к занятиям всякого рода. Пятнадцати лет он хорошо рисовал, говорил по-французски и имел кое-какие другие сведения, собранные без системы и всякой внутренней связи. Жизнь их шла спокойно и не было ни одного внешнего повода к той непонятной, безотчетной тоске, которая теснила жизнь здорового и сильного мальчика. Наступила бурная эпоха 48-го года. Карлуччо было около семнадцати лет. Отец его был капитаном в батальоне национальной гвардии, тогда только что сформированной.

Когда началась бомбардировка Неаполя, Карлуччо несколько дней просидел дома. Раз вечером, отец его не возвратился, и прождав его напрасно всю ночь, Карлуччо на утро отправился на поиски.

Гремела перестрелка, по улицам стояли баррикады. На Largo del Palazzo, у входа на Толедо, Карлуччо увидел на мостовой, в кучке убитых, труп своего отца. В совершенном отчаянии упал он на эти последние останки того, что ему еще было дорого на свете. Ему недолго пришлось однако предаваться своему отчаянию. Батальон швейцарцев штыками разгонял национальную гвардию, усиленную пристававшими к ней гражданами и ладзаронами. Карлуччо поднял валявшееся на мостовой ружье и бросился в ряды защищавшихся. Швейцарцы одержали верх. Защищавшиеся бросились бежать, оставив много убитых и раненых. Карлуччо скрылся в одном из примыкающих к Толедо переулков, раненый в грудь, но еще имевший силы держаться на ногах. У одного дома увидел он молодую женщину, плававшую в собственной крови. Он схватил ее на руки, и пустился снова бежать, сам не зная куда. Женщина между тем очнулась. От нее он узнал ее адрес и отнес ее в ее квартиру. Тут силы ему изменили, и он упал замертво.

Болезнь его была продолжительна; всё это время он оставался в квартире спасенной им женщины, оправившейся прежде его. Она и сестра ее очень усердно за ним ухаживали. Когда здоровье его несколько оправилось, он хотел возвратиться в свой дом, но его удержали, потому что ему было бы небезопасно показаться в своем доме. Между тем Карлуччо узнал, что Клариче (имя раненой женщины) была жена господина, вовсе не враждебно относившегося к новому правительству, и даже занимавшего очень почетное место в новой администрации.

Скоро он горячо полюбил Клариче, и она стала к нему неравнодушна. Когда здоровье его совершенно поправилось, муж Клариче обратил всё его имение в деньги и доставил ему средства бежать из Неаполя. Клариче, тайно от мужа, последовала за ним во Флоренцию.

Счастье преступных любовников было непродолжительно. Клариче, страстно его любившая, не могла ни на минуту забыть оставленного мужа. Жизнь этой женщины была отравлена и надломлена. Привыкшая к достатку и роскоши, она не могла переносить бедной, рабочей жизни, которую пришлось ей делить с несчастным Карлуччо. За каждую минуту упоения и страсти пришлось платить годами тяжелых страданий.

Здоровье Карлуччо поддалось разрушительному влиянию. Ему пришлось бросить всё, что было ему дорого, но в любви Клариче он находил искупление всему. Силы бедной женщины слабели с каждым годом; однажды зимою она слегла в постель и весной отправилась к праотцам, промучившись несколько месяцев.

На следующий год Карлуччо очутился в числе двадцати пяти товарищей Пизакане. Участь этой отчаянной экспедиции хорошо известна. Главные вожди ее были казнены. Карлуччо, вместе с Никотерой, был осужден на пожизненное заключение в палермитанской тюрьме.

Когда Гарибальди по занятии Палермо освободил узников, Никотера отправился в Геную, а оттуда во Флоренцию, где принял начальство над формировавшейся там бригадой. Карлуччо отправился в Неаполь, распорядился насчет остававшихся у него денег так, как я уже сказал выше, и определился рядовым в войска Гарибальди. Читатели уже знают дальнейшую его участь.

XXIV. Гарибальди

Я сидел на скамейке в Villa Reale, выслушивая длинные тирады об искусстве приятеля моего Дженнаро. Вдруг неистовые крики полились со стороны Киайи. Мы оглянулись: из-за угла вылетела маленькая коляска, в которую была запряжена пара маленьких же лошадей, похожих на вяток. В коляске сидел Гарибальди в своем всегдашнем костюме; за коляской, по обыкновению, бежала толпа, приветствуя экс-диктатора громкими