Записки гарибальдийца - [22]
Было около половины второго. Я имел право возвратиться на аванпосты и решился им воспользоваться.
На Толедо, в одном из переулков, я нанимал маленькую комнатку, в которой оставались все мои пожитки, я тотчас же отправился туда. Это было нечто в роде hôtel garni[100] не из первоклассных. Внизу меня встретил толстяк хозяин и тотчас же спросил: «Правда ли, что Франческо должен возвратиться в Неаполь к своим именинам?»[101]. Я отвечал, что не знаю, должен ли он это сделать или нет, но несколько сомневаюсь, может ли он исполнить этот долг.
– Ну слава Богу! А то нас тут так напугали! Я уже собрал все свои вещи, и привел по возможности в порядок все свои дела, чтоб уехать, чуть только что-нибудь случится. Кстати, – прибавил он мимоходом, – вы не рассердитесь: я в вашей комнате поместил из ваших же. Он очень хороший человек; майор и без ноги; при Палермо, ему пушкой оторвало ее.
На моей постели действительно лежал молодой человек лет двадцати трех, очень красивый, но бледный как полотно, с черными кудрявыми волосами и маленькими усиками. Он извинился, что вынужден был поселиться в моей комнате и рекомендовал себя: Либорио Кьеза[102]. Я и прежде слышал о нем. При Палермо он командовал ротой и первый вошел в город с храбрыми своими товарищами. Они были встречены выстрелами из крепости; картечь сметала храбрецов целыми рядами, и капитану оторвало левую ногу от колена. Кьеза нисколько не унывал от этого несчастья; он был переведен в главный штаб Гарибальди и ожидал только, пока залечатся следы ампутации, чтобы потом приступить к отправлению своей должности. Он с очевидным беспокойством расспрашивал меня о положении дел на передовой линии. Оказалось, что в Неаполе были распущены самые неблагонамеренные на наш счет слухи.
– Вчера еще, – сказал мне сам Кьеза, – в кофейной, какой-то юноша француз, в красной рубашке и с подвязанной рукой, рассказывал, что он прямо из Санта-Марии, где только что было кровавое дело, что Гарибальди сильно ранен, а Менотти убит. Мне сильно хотелось попросить этого господина, чтоб он мне показал бревет[103], в силу которого он одевается гарибальдийским офицером. Голову даю наотрез, что это бурбонский агент: из дилетантизма врать такую чепуху, да еще публично, трудно решиться.
– Дело при Каяццо, конечно, было не в нашу пользу, – сказал я майору, – но оно не дает еще бурбонцам никакого преимущества над нами. Не скрою и того, что положение наше вовсе не из выгодных. Однако неприятель до сих пор еще не рискнул атаковать нас, и ограничивается пустой перестрелкой на Сант-Анджело, которая нам ничуть не вредна. Да к тому же мы с каждым днем становимся крепче в сильнее: строятся баррикады, подвозятся пушки и формируются новые полки. Если неприятель не атакует нас еще неделю, то, я думаю, мы сами начнем действовать наступательно. Впрочем, эти последние дни в королевском лагере заметно необыкновенное движение, и опытные люди ожидают чего-нибудь решительного.
С закатом солнца я был в Санта-Марии. Без меня замечено было какое-то движение на передовой линии, завязалась перестрелка, но скоро и прекратилась. Между тем били тревогу, войска все были на ногах, и часа два простояли они под ружьем в ожидании.
– Отправьтесь на вашу батарею, – сказал мне Мильбиц, едва мы встали от стола. – Распорядитесь, чтоб орудия были готовы. Да имейте в виду, что там командует какой-то поручик из бурбонских драгун. Он хороший кавалерист, но в артиллерии, кажется, ничего не смыслит. Я написал, чтобы его сменили, а пока наблюдайте вы за этим; постарайтесь выбрать из команды человек двух-трех знающих, и обязанность ваша не будет тяжела.
Я отправился. Наша артиллерия состояла из двух шестифунтовых пушек, кажется, отливки 32-го года. Лошади и мулы, благодаря распорядительности поручика Бонвино, были в исправности, так что увезти орудия было бы очень легко, но отстаиваться с ними против серьезного нападения, признаюсь, я не видел большой возможности.
Поручика при орудиях не оказалось. Отправились отыскивать в кофейную в Санта-Марии. Через час он явился на гнедом жеребце, который фыркал и храпел, и второпях кажется перепрыгнул через мальчишку часового, который пытался было остановить лихого ездока, так как тот не знал ни пароля, ни лозунга.
– Кому я тут нужен? – спросил он, лениво слезая с лошади и зевая. Я объяснил ему, зачем он был призван.
– Боже мой, вот еще беда! Не говорил ли я этим господам, что я в артиллерии никогда не служил и в пушках ничего не смыслю. Ну, что же я буду делать теперь? Нас атакуют, а я и зарядить пушки не умею. Добро бы еще команда была ловкая и привычная, а то мальчишки какие-то, сами ни о чем понятия не имеют.
Храбрый кавалерист был в совершенном отчаянии. Я несколько успокоил его. Приведя в известность материал и собрав команду, действительно состоявшую из мальчишек, мы соединенными силами зарядили оба орудия, – одно картечью, другое гранатой, – расставили часовых, расставили прислугу и улеглись отдыхать на лаврах, которые на этот раз показались мне довольно жесткими. Успокоившийся поручик долго еще объяснял мне превосходство неаполитанской системы фехтования над французской, но я не дослушал и половины его апологии и заснул сном праведных.
Завершающий том «итальянской трилогии» Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, бунтаря, этнографа, лингвиста, включает в себя очерки по итальянской истории и культуре, привязанные к определенным городам и географическим регионам и предвосхищающие новое научное направление, геополитику. Очерки, вышедшие первоначально в российских журналах под разными псевдонимами, впервые сведены воедино.
Лев Ильич Мечников (1838–1888), в 20-летнем возрасте навсегда покинув Родину, проявил свои блестящие таланты на разных поприщах, живя преимущественно в Италии и Швейцарии, путешествуя по всему миру — как публицист, писатель, географ, социолог, этнограф, лингвист, художник, политический и общественный деятель. Участник движения Дж. Гарибальди, последователь М. А. Бакунина, соратник Ж.-Э. Реклю, конспиратор и ученый, он оставил ценные научные работы и мемуарные свидетельства; его главный труд, опубликованный посмертно, «Цивилизация и великие исторические реки», принес ему славу «отца русской геополитики».
Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.
"Прошедший век прошел под знаком борьбы двух систем, двух мировоззрений. Борьба была жестокой, изнурительной, мир не раз был на грани катастрофы. В первой половине века в мире явно доминировало движение в сторону социализма. По этому пути двигались СССР, КНР, страны Восточной Европы и другие, причем число их постоянно росло. Закономерность казалась вполне определенной — человечество идет к социализму. Во второй половине века тенденция поменялась и движение пошло вспять. Страны социализма, проиграв экономическое соревнование, развернулись на 180 и стали на капиталистический путь развития.
Конфликт между объединением «МММ» и властными структурами начался ровно год назад. Итог: все изъятые налоговой инспекцией документы владельцу возвращены. Уголовное дело закрыто за отсутствием состава преступления. Казалось бы — следует объяснить публично, что все это значило, кто прав и кто виноват. Принести извинения фирме, имиджу и финансам которой нанесен огромный ущерб. Однако ни МВД, ни руководство налоговой инспекции не спешат объясниться. Как будто им невдомек, что оставлять открытыми такие вопросы в цивилизованном обществе не полагается.
Очерк истории советской фантастики, нарисованный свидетелем значительной части ее существования — преданным читателем и известным писателем.
Эти новеллы подобны ледяной, только что открытой газированной минералке: в них есть самое главное, что должно быть в хороших новеллах, – сюжет, лопающийся на языке, как шипучие пузырьки. В тексты вплетены малоизвестные и очень любопытные факты, связанные с деятельностью аэрокосмических Конструкторских бюро. Например, мало кому известно, что 10 октября 1984 года советский лазерный комплекс «Терра-3» обстрелял американский орбитальный корабль «Челленджер» типа «Шаттл». Тот самый, который спустя два года, 28 января 1986 года взорвался при старте.