Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая - [305]

О вы, почтенные друзья мои, которые служили мне образцами в молодости, были подпорой и утешением всей жизни моей, и теперь, когда дряхлость меня пришибла, когда в безлюдном, безотрадном заточении кончается неудачное мое служение, остались моим последним упованием, может быть, дойдет до вас когда-нибудь сия записка! Если вы загляните в нее, то вы не будете слишком строги: вы вспомните, что мне и на мысль никогда не приходило быть автором. Как узник, для развлечения, марает углем стены темницы своей, так я сим нескладным описанием облегчал иногда неизъяснимую тоску моего сердца.

III

В сей записке везде хвалили мы намерения правительства учредить в Керчи порт, указывали на сие место, как на самое выгодное для торговли, и в тоже время не совсем выгодно отзывались о г. Скасси, который подал об этом мысль и всеми силами поддерживает ее, Чтобы не быть обвиняемым в противоречии должно объясниться.

Во первых, мысль сия принадлежит не Скасси, а дюку де-Ришельё. Он гораздо после ее себе присвоил, и тогда только, когда увидел совершенную неудачу свою с черкесами. Но и тут ему только хотелось своротить внимание правительства и направить его на другой предмет, где бы еще несколько лет ему можно было обманывать.

Надобно наперед спросить: какая торговля может быть с Кавказскими народами и в чём она состоит? Вот ответы;

Можно делать условия с дикими, которые близки еще к первородному состоянию человека: они умеют еще хранить святость слова. Но какой трактат, какие клятвы могут связать людей, между коими отцы и матери малых детей учат воровать; между коими тот пользуется уважением, кто отличился обманом, внезапным нападением на соседа и приятеля и похищением его стад и рабов, людей, у которых нет никакой веры, а какое-то, перемешанное из христианства и магометанства, суеверие заступает её место?

Взаимные потребности делают между народами торговлю необходимою. В главном городе Черноморских казаков, Екатеринодаре, и в устье Лабинской крепости уже давно учреждены меновые дворы с черкесами. Что туда привозится и что обменивается? Казаки отпускают им одну только соль с своих озер, в которой они имеют нужду, и получают от них оленьи рога, в малом количестве шкуры волчьи и шакаловы, да лес, и то не строевой, а только для топлива. Вот чем всё ограничивается, и без совершенной перемены в положении сих народов никак умножиться не может. Надобно еще заметить, что в Екатеринодаре и Усть-Лабинской крепости одна только Кубань отделяет горцев от России, и что в Керчь им надобно гораздо далее идти.

Все нужды свои могут горцы удовлетворять дома: из шерсти, которую дают им стада, их жены ткут очень порядочное сукно, они же плетут так искусно серебряные тесьмы, которыми черкесы украшают свои наряды. Они сами научились делать обыкновенные оружия, турки доставляют им стволы ружейные и сабельные клинки, а они уже их отделывают и натачивают. Как быть с ними? Они в нас никакой нужды не имеют. Одни говорят, что надобно наперед просветить их и познакомить с нашими обычаями, чтобы после поработить; а другие, что прежде должно их покорить, а потом думать о их образовании. Нам кажется, что и то и другое есть дело весьма трудное, но возможное, и что оба вместе надо начать, искусно и усердно за то принявшись.

Прежде всего должно туркам заградить путь, отнять Анапу, Суджук-Кале и другие укрепления по восточному берегу Черного моря и поставить, сели нужно, эскадру, которая бы круглый год крейсировала и никому не давала бы приставать к берегам. Разделены будучи ущельем, по которому вытекает Терек, где учреждена военная дорога и построена Владикавказская крепость, отделены будучи с Юга от азиатских народов вновь приобретенными Закавказскими провинциями, с Востока Каспийским морем, с Запада от турок Черным и с Севера имея границей Кубань, Куму и Терек, надобно, чтобы, куда бы они ни сунулись, везде встретили Россию, карающую, сильную и вместе с тем милосердую и правосудную к покоренным.

Кажется, это была мысль генерала Ермолова. Его корпус был малочислен, а велико было пространство земель, ему вверенных. Присылаемые рекруты нескоро могли быть годными для службы; потребно было время, чтобы приучить солдат к климату, к опасностям, трудностям и образу тамошней жизни; за то берег он их, как зеницу своего ока. Сии недостатки должен был он заменять этим страхом, который рассевал он вокруг себя между злодеями, его окружающими. Его грозное имя в горах с ужасом произносилось, маленьких детей им матери пугали, и он положил уже начало покорения горцев.

Заслужить любовь верных слуг государевых и заставить трепетать врагов его, кажется, вина еще не столь великая. Но Скасси считал это преступлением, не возлюбил генерала Ермолова доносил, что он тиранством своим мешает ему в исполнении возложенного на него дела. Этот плюгавый червь думал состязаться со львом, и, может быть, подточил славную молву об нём.

Ермолов имеет все пороки и все блестящие качества русских: он горд, властолюбив, хитер, а иногда жесток и неумолим, как они; но, как они, он храбр, умен и искусен. Его можно назвать русским народом вкратце. Он никогда не начальствовал ни армией, ни даже корпусом во время войны, отличался, как и другие, и сам ни одной победы над неприятелем не одержал, а любим как Суворов. Не победы и добродетели в нём любят, а сходство и надежды.