Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая - [307]
Теперь будет иначе: с открытием порта в Керчи, могут суда выдерживать здесь весь карантинный термин и очищать товары, не делая в Феодосию понапрасну взад и вперед двести верст. Когда прежде были в Керчи одна карантинная и таможенная заставы, то представить себе нельзя, какие служили тут люди! Немного получше тех, которых посылают работать в рудники; и по сю пору есть еще из них оставшиеся. Вместо шестидневного обсервационного термина, и шести часов суда не останавливались; товары, без соблюдения малейшей предосторожности, без пошлин и самые запрещенные, были впускаемы: это была открытая дверь для контрабанды. По бедности края, в счастью, немного её требовалось. Керченские греки получали от того большую пользу; они вопиют теперь против строгих мер, принимаемых градоначальниками, и говорят, что закрыли, а не открыли Керченский порт. И здесь также Провидение берегло Крым.
Еще раз должно повторить: по всему Азовскому морю и в Таганроге ничего карантинного не нужно; это одна лишняя издержка. Лучше и проще будет все предосторожности сосредоточить в Керчи, назначить в ней карантин опытных и надежных чиновников, а потом уже возложить на градоначальника самую строгую ответственность. По выдержании здесь карантина, пускай корабли всякой величины идут себе в Азовское море, если хозяевам их будет охота. Тогда только можно будет ручаться за безопасность России.
Азовское море, по уверению Дюро-де-Ламаля, со времен Геродотовых, уменьшилось на целую треть. С каждым годом упадают его воды приметным образом; низкие берега его, большие заливы и великое число озер, в близком расстоянии от него находящихся, показывают, как далеко оно прежде простиралось. Теперь его почитать должно более Донским лиманом, чем морем; все морские карты, которые с него снимались, неверны, ибо каждый год переносятся его мели: где была прошлого года подводная песчаная коса, там ныне стало глубоко, а где была глубина, там обмелело. Суда, которые берут более двенадцати футов воды, по нём ходить не могут; бури бывают на нём сильнее, чем в самых больших морях, пристать почти негде, а более пятисот верст должно сим морем идти.
Одна крайняя необходимость заставляет бедных мореплавателей и купцов ежегодно подвергать себя на нём чрезвычайным опасностям. Учреждение порта в Керчи всех их радует: они надеются, что торговля вся из Таганрога перейдет сюда, и что все нужные им предметы будут доставляться к ним оттуда посредством каботажных судов. Нам случалось чрез переводчика толковать о том с шкиперами; на вопрос, не будет ли им дороже обходиться покупка русских товаров, когда продавцы их должны будут делать новые издержки, платя за транспорт их от Таганрога в Керчь, и сами они по той пропорции не будут ли возвышать цену товаров, ими привозимых? Они отвечают, что, если счесть опасности, с плаванием по Азовскому морю сопряженные, все их риски, большие проценты, которые должны они платить, застраховывая товары и суда, и более всего время, которое они теряют: то теперь-то должны они товары свои гораздо дороже продавать, чтобы получить какой-нибудь барыш. Действительно, вместо одного рейса, который могут они сделать каждый год в Таганрог, три раза могут они прийти и уйти из Керчи: противные ветры в Азовском море, льды, которые долго покрывают устье Дона, и ранняя зима мешают тому в Таганроге.
Надобно знать, что это такое Таганрогский порт. Когда постоянно дуют северо-восточные ветры, то вода на двадцать верст от него уходит, иногда приближается к нему, но редко посещает его берега. Приходят корабли в Таганрог. Говорят, пришли в него те, которые никогда не бывали, спрашивают, где же порт, где же город? Им указывают, и они, с помощью зрительной трубки едва могут их открыть. Многочисленное сухопутное войско могло бы эту гавань обратить в поле битвы. Царское Село можно также назвать портовым городом, как и Таганрог. Хотели рыть в нём новую гавань, исправить и продлить молы; восемь миллионов исчислено на то по смете, их будет недостаточно, и всё будет по пустому.
Умерший уже ныне государственный контролер, барон Кампенгаузен, бывший долго Таганрогским градоначальником, человек чрезвычайно умный, ученый и благонамеренный, был ослеплен на счет Таганрога, как мать, которая не видит пороков детей своих. Он так сильно был убежден в выгодах таганрогской торговли, так искусно умел изображать их, что, имея доступ к покойному Государю, и его заставил любить сей город, с именем которого теперь неразлучны самые горестные воспоминания.
Когда с таким портом, из которого товары везутся верст пять или шесть на телегах, грузятся потом на маленькие лодки, на них подвозятся к кораблям и там уже окончательно перегружаются, когда со всеми неудобствами плавания по Азовскому морю, торговля идет довольно хорошо, то чего не можно ожидать, когда умножится число каботажных судов и товары на них будут привозиться к безопасному порту, к которому отовсюду подходить будет близко и легко? Теперь немногие смельчаки дерзают пускаться к Таганрогу; тогда число купцов и требований на пшеницу, коровье масло, икру, сало, железо и прочее и прочее утроится. Выгоды, которые получат от него внутренние Российские губернии, неисчислимы. Если даже каналом и не соединять Волгу с Доном, но только чтоб хорошенько населилось это шестидесятиверстное пространство между Дубовской и Голубинской станицами, и взята бы была привычка возить этим волоком: то из Сибири потекут товары в Черное море и далее.
Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии `Жизнь замечательных людей`, осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют свою ценность и по сей день. Писавшиеся `для простых людей`, для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.