Записки дурнушки - [12]

— Слишком большая честь для такого жлоба, — ворчит он, догнав нас. — Не хватало, чтобы студенты таскали ему воду аж из Кишинева.

Слово «студенты» Толя произносит с таким значительным видом, что кажется, вокруг его головы засветилось сияние. Судя по тону, это слово должно вызывать благоговение у деревенских жителей.

Хорошее настроение ушло вместе с дождем, я теперь завидую Алисе, оставшейся дома. То-то посмеется она над нами, когда мы вернемся не солоно хлебавши. Ну и простаки — послушались Толю! У него в голове пусто, как в степи, одни кузнечики стрекочут. Умно сказано, что лучше с мудрецом тащить мельничные жернова, чем с баламутом идти порожняком. Но Толя клянет весь людской род, который, оказывается, повинен в нашей неудаче. А брата, хоть и двоюродного, он теперь и знать не желает. Если встретится когда-нибудь, так Толя обойдет его стороной. Вот как! Нам-то все равно, как теперь сложатся их отношения. Наверно, они стоят друг друга.

Однако как же нам теперь убить время до вечера? Не можем же мы вернуться сейчас, все общежитие знает, что мы поехали на именины, засмеют. Нет, мы не хотим стать посмешищем. После краткого совета поворачиваем напрямую к Днестру и идем, не выбирая дороги. Да и что нам именины? Подумаешь, можно и так повеселиться, еще и лучше, не надо оглядываться на других гостей. Вот только бы перекусить чего-нибудь. А уж устали мы, едва плетемся. Ребята жалуются, что магнитофон внезапно потяжелел, и они не прочь передать его нам. Как бы не так! Перебьетесь.

К ногам прилипают большие лепешки грязи, еле ноги тянем. Бедные наши прически, во что вы превратились?! А от ресниц по щекам тянутся черные ручейки. А на что стало похоже мое лучшее платье?! Бедная мама, если бы увидела, за голову схватилась бы. Смех и грех.

На Днестре пусто, пляж безлюден, вода холодная. Только ребятишки возятся у старой лодки. Толя из кожи лезет, чтобы рассмешить нас, кривляется, передразнивает всех, только рассмешить голодных людей — дело трудное. Мы вытряхиваем все из карманов и посылаем его купить что-нибудь, чтобы заморить червячка. Ему это не нравится, но он идет — уж очень мы злы на него, боится.

Мариора с Мирчей отошли в сторону, о чем-то толкуют. Наверное, Мирча уговаривает ее поехать с ним в Киев, куда его посылают по делам клуба. Откололись от нас, и пусть. С тех пор как Мирча стал главой этого клуба, вроде бы и учиться перестал, все больше ездит, путешествует.

Мы с Лилианой наслаждаемся видами Днестра. После дождя все умыто свежо, все сияет. А воздух такой, что пьянит, как доброе вино. Все-таки хорошо, что нас занесло сюда. Все беды — не беда, до того великолепны лес и река. С каждого листика, с каждой веточки свисают бусинки воды.

Потеплело, песок просыхает прямо на глазах, как промокашка. Лилиане захотелось музыки, она кричит Игорю, который уединился в стороне, чтобы включил магнитофон. Но «сын муз» так углубился в себя, в свои мысли, что не услышал ее. Наверное, вдохновение напало. Иначе он и не был бы стихотворцем, если бы такая красотища не завлекла его. Наверное, отдался своим стихам. Днестровская долина выслушивает его безмолвное признание в любви. С чем он сравнивает эти счастливые места? С люлькой, в которой его качала мать? С губами, которые он поцеловал впервые в жизни? Да, вот что значит обладать даром сочинительства. Когда он начал читать? Или это я сама думала вслух. Лилиане уже не до магнитофонных мелодий, ее сердце летит за строкой стиха. И мы кажемся маленькими рядом с Игорем. Не знаю, как Лилиана, но я повторяю в душе каждый звук его импровизации:

Ты долина любви, ты долина печали,

Ты долина высоких порывов души…

Игорь закончил, и глаза мне уколола острая, как заноза, слезинка. Сложное чувство умиления окружающим, жалости к самой себе, такой незадачливой и не умеющей выразить себя ни в чем, засветилось в душе. Что я могу сказать о той же днестровской долине — сама, своими словами? Ведь и я люблю ее так же, как и Игорь. Если он начнет еще одно стихотворение, я, пожалуй, зареву.

— Эй, цуценята, бубликов не хотите?!

Улыбающийся до ушей Толя несет связку бубликов и бутылку вина. Хорошо, что он прервал Игоря… бублики — не стихи, они враз вселяют в нас чудодейственную силу. Никогда не ела ничего вкуснее. Все набросились на них, вот когда пригодилась минеральная вода. Оказывается, Толя принес бублики только чтобы «заморить червячка», пока поджарятся мититеи. Тут неподалеку закусочная на открытом воздухе, и Толя разорился на мититеи. Нет, зря мы на него ворчали.

Таким образом, наши скитания завершились не так уж плохо. Мы вполне довольны. Я начинаю ковыряться в песке, покрытом еще не вполне просохшей корочкой. Вот тут сооружу крепость. От нее проделаю подземный ход. А вокруг поднимается вал, чтобы не прорвались враги. Постепенно рядом с крепостью поднимается наблюдательная вышка, в стене — ворота. Так, к башне проделаю подземный ход… Совсем забылась, играю, как ребенок. Ловко получается. Тоннель копаю со всем усердием, навстречу мне со стороны башни копает Игорь. Копает старательно, глубоко, чтоб не обвалилось. Толя с Мирчей не усидели — пошли посмотреть, что там с мититеями. Мариора и Лилиана загорают. Показалось солнце, и они боятся упустить хоть минуту — хотят скорей сделаться смуглыми. Я уже утомилась. Всё же работа, хоть и в песке. Но надо поспешать, иначе не успею завершить к тому времени, когда будет готово настоящее кушанье. Жалко же оставить неосуществленным такой великолепный фортификационный проект. Неожиданно моя рука наткнулась на что-то теплое, я вздрогнула, словно ударило электричеством. Сердце внезапно сорвалось с ритма. Фу-ты, да это же рука Игоря! Напугал. Тоннель готов, его рука встретилась с моей. Нашим рукам больше нечего делать под землей, но они задерживаются там. Как будто нету силы разорвать их. Я делаю большое усилие и поднимаю испуганные глаза на Игоря. Он залился краской. В следующее мгновение чувствую, как он слегка пожал мне ладонь. Нет, не пожал, а держит и не отпускает.