Записки доктора (1926 – 1929) - [20]
В таком браке человек не раб жены, мужа, детей; и семья здесь не единственная цель жизни, а только одна из ступенек в лестнице жизни. Семья здесь не связывает душу, не опустошает её, а умудряет, окрыляет. И в этой «тишине» жизни душа человеческая не утрачивает своей «одинокости».
«Одинокая» душа – это значит: «ищу кругом души родной». И только в «одинокой» душе живёт чудесная сказка о далёкой, действительно родной и близкой душе.
7. XII
«Летом мой муж хоть и работал – да всё пьянствовал. Уж так было тяжело жить! Теперь стало полегче – хоть без работы сидит, да хоть не пьёт!»
Повод к разводу.
Молодая крестьянка говорит: «Не желаем уступать друг другу; сегодня уступи, завтра уступи… что это за жизнь за такая, за каторжная. Не хочу больше!»
10. XII
«Местишко бы какое найти: хоть какое ни на есть плохонькое – тогда неужто не поправилось бы, ещё как бы поправилось!»
«Ехал дорогой, заснул – просыпаюсь, а сопли-то в носу и замёрзли!»
Пятимесячный ребёнок. Болен воспалением легких. Принесла его бабушка, которая говорит: «Это всё нонешние матери, комсомолки проклятые, ну-кося, потащила экого-то крошку на собрание, в экую-то погоду – ну и простудила. Хоть и дочка она мне, а по совести вам скажу: всех бы их, таких-то матерей, перевешать!»
11. XII
«Гулять-то ходите?» – «Что ты, батюшка, – гулять!? Да разве можно: мне уж 41 год, да и барышня я; добрые люди засмеют!..» – ? – «А я думала, что вы про гулянье на беседах спрашиваете!»
Крестьянская девица 20 лет просит сделать ей аборт: беременность от родного брата.
14. XII
Мать привела девочку 9 лет с просьбой осмотреть: жалуется на боли в ногах и животе. Оказалось, что в школе девочку пнул носком сапога в половые части ученик 13 лет. Девочка упала замертво. Дома мать увидала на рубашке кровь. Осмотром установлено резкое опухание наружных половых частей и кровоподтёк внизу живота и на внутренней стороне бёдер.
«Девица?» – «А и сама не знаю: хошь девица, хошь – как хошь! Разведённая – так неуж и знать, за кого себя считать…»
«Как же это вы зимой ходите без штанов?» – «Что поделаешь, батюшко: после переневороту никак обстепениться не могу, всё не хватает!»
19. ХІІ
Празднование в тесном домашнем кругу 25-летия моей врачебной деятельности (о чём я говорил, о чём думал и что, может быть, не удалось ясно выразить на словах).
25 лет врачебной деятельности, 52 года жизни моей на земле – это грань, разделяющая мою жизнь на две половины; водораздел, по одну сторону которого я поднимался до сих пор, по другую – буду спускаться к тем истокам, откуда «взят бысть»[56]. Не знаю: может быть, перевал, на котором я нахожусь сейчас, крут и остёр, как гребень скалы, и сейчас же начнётся спуск, а может быть, он представляет собою довольно ровное плато, ровное поле большей или меньшей длины…
Перед тем как идти дальше, хочется оглянуться назад, окинуть взглядом весь пройденный путь. Большое смущение чувствую и, пожалуй, даже страх: каким чудом поднялся я на вершину горы? Как удалось мне побороть и крутые подъёмы, и глубокие пропасти? Чего только не было на этом пути: смерть матери в раннем моём детстве, опасные болезни, душевный разлад в юности, шесть лет студенческой жизни в Сибири, начало врачебной деятельности в деревне (кипучая работа с готовностью жертвовать собой для блага народа, травля властей, одиночество, скорбь и муки бессилия, незаслуженной обиды). Тюрьма (брошенные на произвол судьбы жена и дети, страдания бедного отца). Ночи бессонные, тоска по солнцу и небу, тоска по воле, крушение всех упований, жизнь без улыбки, без радости… И снова голубеет небо, снова солнце, цветы, милые, родные лица, хочется пасть на родную землю – целовать её и плакать… Война. Снова тень печали одолевает душу… Общий развал, голод, страх животный, волчий жуткий вой… Как птица с перешибленными крыльями, ползу по земле, прячу свою голову и кое-как укрываю птенцов своих…
Маленький, слабенький ребёнок появился у подошвы горы и стал на неё взбираться, всё выше, всё дальше; падал, разбивался, плакал и всё карабкался в гору – без дороги, не зная куда и зачем. И поднялся, наконец. И не может не признать величайшим чудом свой приход на вершину горы.
Вглядываясь снова назад, вспоминаю тех, кому поручил Бог хранить и беречь меня и кого отозвал во времени, признанном им за благо для меня и моего рода: мою мать, моего деда и моего отца. Только теперь, оставшись один, я хорошо вижу их и понимаю их, и люблю их – как друзей моих и хранителей, и наставников, и молитвенников, и печальников. Только с их помощью я прошёл благополучно путь свой. Верю, что помощь их, попечение обо мне и всех моих, продолжаются и до сих пор. Туда же, в ту сторону, где мои предки, ушёл, едва появившись на земле, маленький сын мой[57]. Этот маленький, слабенький унёс у меня много покоя и радости… И в этот день своей зрелости не могу не поплакать о нём…
