Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711 - [41]

23-го. Пока чинились сани, везшие моих людей и вещи, я послал сказать новгородскому митрополиту или архиерею, через пристава, назначенного ко мне в Нарве и до сих пор при мне состоявшего, что собираюсь посетить его в крепости на его подворье. Получив ответ, что мне будут рады, я поехал (к нему).

Жил он на большом красивом кирпичном подворье, комнаты которого были выведены сводом и темны, как тюрьма; как у дома, так и в переходах меня встречало множество монахов, находящихся у него в услужении. (К нему самому) меня допустили не тотчас, дабы он имел время надеть свои епископские одежды и украшения. Когда я наконец вошел, то застал его в полном епископском облачении; подле него стоял епископский посох; в руке он (держал) четки вроде (тех, по каким читают) «Отче наш», а на большой серебряной, позолоченной цепи, (надетой) вокруг шеи, спускаясь низко (на грудь), висел поверх одежды образ в серебряной оправе, за стеклом. Архиерей преподал мне благословение, осенил меня крестным знамением и сказал, что Бог наградит меня за то, что я был так добр и навестил его. Так как сам он никакого языка, кроме русского, не понимал, то я наконец спросил, не имеет ли у них (кого-нибудь), кто бы говорил по-латыни. Тогда ко мне вызвали монаха, соборного священника, объясняющегося по-латыни весьма плохо, однако понимающего все, (что ему на этом языке говорят), и вдобавок знающего немного по-немецки, по-гречески и по-еврейски. Я попросил архиерея быть настолько добрым назначить мне кого-либо в проводники и велеть показать мне (местные) церкви и (их) украшения, а также распорядиться, чтобы кто-нибудь сопровождал меня в знаменитый монастырь Святого Антония, расположенный под самым Новгородом. (В ответ) на это архиерей тут же велел упомянутому монаху идти со мной и показать мне все, что я пожелаю. Простившись тотчас же с архиереем, я взял с собой монаха и ушел.

Митрополита этого или архиерея звали Иовом[133]. (Это был) высокий старик с седой бородой и расплющенным носом; у него был сильный насморк.

Монах повел меня в собор. У (этого храма) наружные двери были медные, сверху установленные литыми медными же фигурами. (Самый) храм украшен живописью, позолотой и (отличается) большим великолепием (как) снаружи, (так) и внутри. В нем висело семь больших серебряных позолоченных лампад чеканной работы; в окружности всякая из них равняется верхней части датской меры[134].

Мне показали тело святого Никиты, который, как говорят, (вот уже) 450 лет сохраняется после смерти нетленным. По имени этого святого и церковь называется Никитской (Niceta-Kirke). (Показали мне) и другого угодника, (святого) Ивана, тоже лежавшего в великолепной (раке). (Иван) этот был (некогда) архиереем в Новгороде. Как уверяют, (мощи) его уже 600 лет (сохраняются) нетленными. Лицо его было закрыто черным вышитым платком.

Оттуда я отправился в монастырь Святого Антония, построенный (этим) святым, который после разделения церквей в двое суток приплыл через море из Рима в Новгород на камне вроде мельничного жернова[135]. Когда я вступил в монастырь, (мой) монах тотчас ушел внутрь доложить обо мне епископу, настоятелю монастыря. (Епископ) немедленно вышел ко мне навстречу в клобуке с длинным (покровом), в своих епископских украшениях и с посохом в руке; осенив меня крестным знамением, он повел меня в церковь. Прежде всего он показал мне вышеупомянутый камень, на котором, как веруют (русские), святой Антоний приплыл сюда из Рима; камень этот круглый, полутора локтя в поперечнике, с одной стороны плоский, как мельничный жернов, с другой заостренный. (Он) вставлен в стену церкви от входных дверей справа, если ходишь в церковь. На (нем) святой Антоний будто привез с собой из Рима одиннадцать образов и немало других церковных украшений. Мне показывали большую вырванную им из земли охапку тростника: очутившись у новгородского берега, он схватился за нее руками, чтобы не уплыть обратно в реку (:risum teneatis, fmici!:). Архиерей показал мне также (мощи) святого Антония. Перед тем как приступить к медному гробу, в котором (они) лежали, (и) поднять его крышку, (настоятель) много раз им поклонился. Он было поторговался со мной, чтобы и я (им) поклонился и перекрестился (перед ними), но сопровождавший меня монах сказал ему, чтобы он (открыл) мне (мощи), не требуя от меня (ни) поклона перед ними, ни иных знаков почтения. Впрочем, лица святого для меня не открыли, зато показали множество ношенных им одеяний, как то шапку (sic) и ризы, из коих одна была вся вышита и сплошь усажена кругом настоящим жемчугом. Мой пристав, сопровождавший меня при (этом осмотре), (подражал) местным монахам, (как) обезьяна, лишь только он замечал, что они поцелуют ноги (у святого) на образе, (приложатся к) мощам или повергнутся ниц, то и сам делал то же. Следует заметить, что у (святых на) образах и у мощей русские, дабы выказать (им) большее почитание, целуют преимущество ноги и руки (и лишь в) редких (случаях) лицо.

Под конец мне показали погреб, где святой Антоний обыкновенно сидел и молился в уединении. Это была небольшая темная яма, в которой два человека еле могли бы повернуться. В церкви перед одним образом святого Антония было навешано много крестов и русских денег: старинных копеек и новых гривен. На гробе святого висела кружка для сбора в пользу священников и монахов.