Записки цирюльника - [77]
— Только потому, что эти идиоты проспали. Но не беспокойтесь, не все коту масленица!..
Он называл нашу жизнь масленицей!..
Устраивать свидания в роскошных ресторанах тоже становилось труднее. Сжимавшийся все теснее круг строжайшего надзора над нами настиг нас и здесь. После двух-трех раз приходилось менять место свидания, так как хозяева, обеспокоенные расспросами полицейских, начинали смотреть на нас косо и, что было еще хуже, следом за полицейскими появлялись фашисты. Однажды отряд их явился в тот момент, когда мы находились еще в ресторане.
— Где здесь коммунисты? — обратились они к хозяину.
— У меня коммунисты не бывают, — перепугался хозяин.
— Однако нам известно, что они приходят сюда обедать, — заявил начальник отряда и пригрозил: — Будьте поосторожнее, если не хотите неприятностей.
Очевидно, нас не узнали.
Это был период, когда охота за коммунистами приняла особенно яростный характер. Причина этого охотничьего рвения была следующая. После покушения Дзанибони на Муссолини стены Милана были украшены портретами «дуче», под которыми красовалась надпись: «Не трогать! Под страхом смерти!»
Спустя два-три дня на некоторых портретах оказались приделанными рога. Несмотря на жестокие избиения, которыми фашисты мстили за поруганную честь своего вождя, число портретов с рогами возрастало с каждым днем. Во избежание дальнейшего посрамления «дуче» фашисты вынуждены были снять портреты со стен Милана.
Глава XXXVIII
Третий съезд Итальянской компартии[102]
Однажды приставленный ко мне агент остановил меня. Попросив извинения за беспокойство, он пожаловался:
— Знаете, меня уволили… — Вид у него был похоронный. — Мне оставалось только восемь месяцев до пенсии, к тому же я был на войне и получил там туберкулез. Они знали об этом и все же уволили меня. Это возмутительно! Что я буду теперь делать?
— Так… Очевидно, незачем было стараться, преследуя рабочих и делая себе карьеру. Как видите, чтобы не дать вам пенсии, вас выгнали вон.
Агент печально потряс головой.
— Я хотел попросить вас об одном одолжении: не сможете ли вы мне дать записочку к депутату До Сардо[103]? Это депутат от нашего города, и я хочу попросить его, чтобы он защитил меня от этой несправедливости.
— Очевидно, кроме отставки, вам еще хочется быть избитым? Ведь этот депутат — коммунист, и вы хотите теперь просить его защиты?
— Но он наш депутат, — упорно твердил опечаленный сыщик.
Взамен изгнанного агента ко мне приставили другого. Первые дни он весьма старался. Потом, изучив мои привычки, в то время достаточно регулярные, заявил мне:
— Послушайте, мне достаточно надоело сопровождать вас. Полагаю, и вам это тоже надоело. С завтрашнего дня я устраиваю себе каникулы.
Этот снисходительный шпик продержался при мне недолго: существовала особая инспекция для проверки работы агентов на местах.
Как-то, обедая в одном «тосканском» трактире, хозяин которого был, впрочем, неаполитанец, а вино неизвестно из какой области, я натолкнулся еще на одного любопытного сыщика. За мой столик подсел человек, которого по виду можно было принять за писца нотариуса. Одет он был в потертый костюм и шляпу тоже почтенного возраста. На носу — очки, в руках — пачка разнообразных газет. На одной из них я смог разобрать адрес: «Его превосходительству синьору начальнику полиции Милана». Я принял к сведению это указание.
Человек в очках, видимо, не прочь был поговорить. Он начал с замечаний о погоде и кончил политикой.
— Вы не занимаетесь политикой?
Отрицательный знак с моей стороны.
— Конечно, теперь трудно ориентироваться во всех этих партиях, но я — он принял вид человека, хорошо осведомленного — привык разбираться в этом. Возьмем, к примеру, полемику между коммунистами и реформистами. Это весьма интересно. Коммунисты остались верны программе, которая была у социалистов двадцать лет назад; они — революционная партия. Я очень интересуюсь этой полемикой, а также и дискуссией по поводу коммунистического съезда. Полагаю, однако, что правительство не разрешит его. Мы — там, где я работаю — очень следим за этим конгрессом. Никто из нас не коммунист — упаси боже, — но я, например, открыто говорю, что стою за Бордига. Других я менее понимаю, они, мне кажется, в меньшей степени революционеры…
— Я в этом не разбираюсь, — подал я реплику.
— Конечно, когда не следишь постоянно за газетами, трудно разобраться. Для этого требуется известная практика. Я, например, ежедневно просматриваю от тридцати до сорока газет: понятно, что я всегда осведомлен.
Этот «литературный сыщик» еще долго рассказывал мне о своих познаниях в политике и сердечной склонности к тому или иному деятелю… Мы встретились с ним еще раз или два, все в том же «тосканском» трактире, и я почерпнул от него несколько небесполезных сведений для своей работы…
Волна реакции грозила захлестнуть уцелевшие рабочие организации, и связь с массами становилась все более затруднительной.
Собрания наши проходили в самых разнообразных местах: на кладбищах, на баржах, на сеновалах горных деревушек. Одно областное совещание было проведено в заброшенной мельнице, другое — в полуразрушенном замке. Здесь мы пробыли несколько дней: спали на мешках, набитых сухими листьями, приготовленных для нас местными товарищами, ели всухомятку, огня не зажигали, чтобы не привлечь внимания полиции или фашистов. К несчастью, была прескверная погода: ветер, дождь. Но мы были веселы — борьба согревала.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.