Записки цирюльника - [73]

— Никакого паспорта я не должен получить, — удивился я и не пошел, конечно.

Немного спустя явилось уже несколько субъектов. Один из них предъявил мне удостоверение агента политической полиции. С револьвером в руке он скомандовал мне:

— Руки вверх! — Затем, тщательно обыскав, спросил: — Где паспорт?

— Какой паспорт? У меня его нет.

— Пойдемте с нами! — снова скомандовал он, и мы направились в префектуру Сан-Феделе.

Там у меня опять потребовали паспорт, с которым я вернулся в Италию. Паспорта у меня, конечно, не было.

— Вы были в России. Каким образом вы смогли приехать обратно? — допрашивали меня.

— Без паспорта, — ответил я.

— Каким путем?

— Через границу. Но предупреждаю, что не скажу, как именно, так что и не старайтесь.

Меня отпустили, но приставили ко мне постоянного агента, что окончательно отравило мне существование. К этому присоединились еще частые «задержания» — каждый раз на несколько дней. По случаю приездов то короля, то наследника, то Муссолини, часто посещавшего Милан по личным делам, неизменно производились операции «изъятия из обращения» неблагонадежных. Делать что-либо в Конфедерации труда становилось совершенно невозможно. Последний призрак жалкой «свободы» профсоюзной работы рассеялся. Мы — коммунистическое меньшинство в Конфедерации труда — несколько раз поднимали вопрос о переносе организационной базы конфедерации непосредственно на фабрики. Но и реформисты и максималисты с трогательным единодушием отвергали всякий раз наше предложение. Еще со времени введения рабочих комитетов на предприятиях реформисты проявляли довольно слабый интерес к фабрике как базе организационной работы: они боялись успехов коммунизма в подобной обстановке. И не без основания: в Турине на выборах комитетов коммунисты обыкновенно побеждали реформистов и фашистов. В отместку за это фашисты упразднили рабочие комитеты, а реформисты постарались сорвать наше предложение о созыве фабричной конференции для организации сопротивления реакции, в чем и преуспели при благосклонной поддержке Конфедерации труда.

Забастовка металлистов в марте 1925 г. наглядно подтвердила необходимость коренного преобразования наших организаций.

Забастовку эту под давлением масс объявили… фашисты в своих профсоюзах. Дело было в Брешии. Местное отделение профсоюза металлистов дало распоряжение бастовать. Реформисты на заседании конфедерации подхватили лозунг. Таким образом, из Брешии забастовка распространилась на Ломбардию, Пьемонт, Венецию, Джулию и часть Лигурии, то есть на главнейшие промышленные центры Италии.

Фашисты перепугались. Правительство, надеясь разъединить и дезорганизовать рабочих, заняло помещения Палаты труда, нашего комитета и запретило выход газет «Унита», «Аванти» и «Джустиция». Нас усиленно разыскивали. Буоцци, секретарь федерации металлистов, потерял всякую связь с рабочими. Исполнительный комитет Палаты труда тоже утерял контакт с массами.

Реакция свирепствовала вовсю. Сопротивление рабочих масс росло, но, когда движение стало почти всеобщим, реформисты капитулировали перед буржуазией и сорвали забастовку. Сообщение федерации металлистов, призывавшее рабочих возобновить работу, было перепечатано всеми фашистскими газетами! В сообщении этом признавалось, однако, что масса целиком откликнулась на призыв к забастовке, и отмечалась дисциплинированность рабочих…

В этот период наиболее безопасным для нас местом был центр города. Мы встречались в ресторанах и кафе, обычно посещаемых крупными коммерсантами, здесь же мы виделись и с реформистами, совершенно растерявшимися. Они не могли сами без нашей помощи даже напечатать прокламации!

Несмотря на все возрастающие трудности работы, нам удавалось иногда даже устраивать выступления перед широкой рабочей аудиторией в городе. Делалось это, конечно, внезапно, наскоком и почти всегда оканчивалось арестом. Но загородные массовки и собрания не прекращались. По вечерам, по окончании трудового дня, рабочие со всеми предосторожностями выбирались далеко за город, в лес, в горы. Особенно удобно бывало это по воскресеньям под предлогом загородной прогулки. И полиции редко удавалось помешать таким собраниям.

Положение уцелевшей нашей печати было далеко не завидным: обыски, избиения, аресты редакционного и типографского персонала были заурядным явлением.

Редакция газеты «Унита» несколько раз подвергалась разгрому. То же самое происходило с издательством и с помещением коммунистических профсоюзов. В этом помещении чаще других находились товарищи Серрати, Роведа[97], Каррето[98], Террачини и я с моей собакой. Собраний здесь, конечно, никаких нельзя было проводить; работа по связи все же велась, но она была организована так, что следы ее легко было спрятать при появлении фашистов: в помещении были свои потайные места, немногие же текущие бумаги обыкновенно исчезали за корсажем нашей машинистки.

Это был период, когда компартия вела усиленную работу по организации коммунистических ячеек на предприятиях среди рабочих. Об этой нашей деятельности полиция, конечно, догадывалась, и главной ее заботой стало разыскивать эти ячейки. Но о самих ячейках она имела довольно туманное представление. В порядке дня работы полиции стоял лозунг: «Ищите ячейки». Но что это за «ячейки»? Агенты полиции вербуются в Италии по преимуществу из рядов безработных, пришедших из южных деревень, малограмотных и всегда чувствующих себя растерянными на «далеком севере». Что понимали они в коммунизме и его «ячейках» в больших городах? Первое время они боятся автомобилей и прохожих, потом засматриваются на витрины, на декольте проституток, на кафе и кинематографы. Невольно соблазняет их возможность дарового пользования всеми этими «благами земными» и возможность кое-чем похвастаться перед своими односельчанами по возвращении домой.