Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 - [77]
Мой отказ чрезвычайно разобидел Ткачука: пришлось отменить заказы костюмов; я же оказался виновным, как смел я столь долго не прийти на помощь компании, которая так нуждалась в деньгах? Сама судьба сохранила мне мои гроши, которые вскоре же потребовались на переезд в Сербию, и без которых я навеки застрял бы в Салониках.
Пытаюсь на свой риск произвести пробу перепродажи гимнастерок. Случайно набрел на склад дешевых гимнастерок и панталон. Купил на пробу десять комплектов и решил поехать с ними в Гевгелы – пограничная станция с Сербией. Кстати, хотел узнать там и посмотреть, нельзя ли на лето перебраться туда из Салоник, если до лета не придет виза в Сербию, а в Салониках будут очень доводить жара и комары. Таково было наше тяготение к Сербии. Запаковываю товар в мешок и тащу его на вокзал, отстоящий версты за четыре, ибо извозчики очень дороги.
Рано утром выезжаю с поездом в Гевгелы. Все идет благополучно. Но перед самой станцией я замечаю какое-то суетливое движение в вагоне: кто откупоривает и отпивает вино, кто надевает новые ботинки и новую фуражку, а старые прячет. В чем дело? Оказывается, мы уже за границей, в Сербии, ибо Гевгелы на сербской территории. Как мне быть с моим товаром? Оплачивать его таможенной пошлиной? Но где же тогда мои барыши? Да и паспорт мой без сербской визы совершенно не годится для сербских властей, и я рискую быть арестованным, а товар мой – конфискованным. Первый блин комом: беда, коль пироги начнет печь сапожник.
Сербские власти очень любезны: они дозволяют мне погулять по Гевгелам и пообедать там в ресторане и даже предлагают дать телеграмму в Белград о моей визе. Складываю свой товар в уголок в таможне нераспакованным, как подлежащий обратному вывозу.
В ресторане (гастиона) нахожу сытный сербский обед с «агнуем», куриный суп, вино. Однако хлеб хуже салоникского, серый, плохо смолотый и недешевый, а на динары даже дорогой: за греческую драхму дают два динара.
Самое селение Гевгелы – безотрадное, ни кустика, бесконечная, пыльная улица с поврежденными бомбардировкой домами. Жить тут на даче невесело. И Вардар, который преследует всех своими камышами и своими комарами. И в Гевгелах та же малярия, как и в Салониках, как и по всему течению Вардара, по всей этой низине Македонии.
Пользуюсь случаем и посылаю министру Пашичу телеграмму по дешевому тарифу: в восемь раз дешевле греческого. Вечером забираю свой тюк и возвращаюсь в Салоники. Здесь опять беда: мой тюк не пускает уже греческая таможня как контрабанду. Еле улаживаю дело и опять тащу обратно свой товар, что теперь я буду с ним делать? Записываю в расход 48 рублей на поездку в Гевгелы.
Пытался продать этот товар в окрестностях. Греки внимательно его осматривали, щупали, смотрели на свет, примеряли и, наконец, предлагали ровно вдвое дешевле, чем я сам заплатил.
А солнечный припек в Салониках все усиливается, по вечерам появились и комары над сырыми местами. Наши бараки опоясаны были сточными канавами, в которых грязная вода застаивалась и загнивала. Зимой, когда окна не отворялись, это еще было с полбеды, но теперь зловоние давало себя чувствовать. Воображение рисовало грозные признаки малярии, а заброшенное кладбище невдалеке, на пригорке, напоминало, как жестоко расправляется эта беспощадная болезнь с приезжими иностранцами. Случайно мне пришлось прихворнуть легкой инфекцией, и ужас охватывает: неужели малярия? Несмотря на сетку в окне, комары все-таки проникают в комнату и жужжат по ночам. Как только мне несколько полегчало, тотчас собрался на вокзал к утреннему поезду на Белград, чтобы с кем-нибудь из пассажиров послать телеграмму Пашичу. Случай мне помог, и я как раз попал на серба, отправлявшегося прямо в Белград: он любезно согласился подать мою телеграмму в Белграде и даже обещал попросить свою «тату» лично побывать у Пашича с моей просьбой.
Я был вне себя от радости, искренно его поблагодарил и повернулся, чтобы уйти. Не успел отойти и нескольких шагов, он меня вновь окликнул. Возвращаюсь к окну вагона, он мне протягивает обратно мои 10 динаров, данных ему на телеграмму: «Я заплачу свои!» – говорит он. Конечно, я отказался. Боже мой! Неужели мы дошли уже до подаяний?
На все мои телеграммы я не получил ответа.
Приближалась Пасха – 18 апреля. На Страстной я хотел говеть. С каким усердием посещал я нашу скромную лагерную церковку: для нее был приспособлен один из бараков, разделенный пополам. В одной половине – церковь, в другой – мастерская дамских нарядов.
Эти бумажные иконы, эти паникадила из проволок, бедное одеяние священника, хор, старающийся что-то изобразить и с грехом пополам вытягивающий лишь обычные песнопения, madame Кулакова в роли регента, тщетно старающаяся дать тон, все это дышало такой искренностью и непосредственностью, что навевало какую-то грусть и располагало к искренней молитве.
Я стоял за обедней, начавший говеть. В это время в церковь входит комендант генерал Томилов и прямо направляется ко мне: «Сейчас я получил известие, вам пришла сербская виза!» Какое совпадение и как далек был я от мысли о визе именно теперь, молясь за этой литургией: «Слава тебе, Боже наш, слава тебе!»
«Константин Михайлов в поддевке, с бесчисленным множеством складок кругом талии, мял в руках свой картуз, стоя у порога комнаты. – Так пойдемте, что ли?.. – предложил он. – С четверть часа уж, наверное, прошло, пока я назад ворочался… Лев Николаевич не долго обедает. Я накинул пальто, и мы вышли из хаты. Волнение невольно охватило меня, когда пошли мы, спускаясь с пригорка к пруду, чтобы, миновав его, снова подняться к усадьбе знаменитого писателя…».
Впервые в истории литературы женщина-поэт и прозаик посвятила книгу мужчине-поэту. Светлана Ермолаева писала ее с 1980 года, со дня кончины Владимира Высоцкого и по сей день, 37 лет ежегодной памяти не только по датам рождения и кончины, но в любой день или ночь. Больше половины жизни она посвятила любимому человеку, ее стихи — реквием скорбной памяти, высокой до небес. Ведь Он — Высоцкий, от слова Высоко, и сей час живет в ее сердце. Сны, где Владимир живой и любящий — нескончаемая поэма мистической любви.
Роман о жизни и борьбе Фридриха Энгельса, одного из основоположников марксизма, соратника и друга Карла Маркса. Электронное издание без иллюстраций.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Воспоминания В. Н. Минута охватывают период с февраля 1917 по июнь 1922 года. Начало мемуаров автор посвятил первому году советской власти, которую генерал-лейтенант Генштаба не принял и служить которой категорически отказался. Он стремился жить в своей скромной усадьбе, не имея дела с новыми хозяевами страны, однако в марте 1918 года, будучи назначенным на административный пост, был вынужден бежать. Так началось его удивительное путешествие: пешком из Москвы до Варшавы, оттуда через всю Европу в Бретань, морем до Японии, из Японии в Аргентину, затем в Старый Свет, Париж.
В книге впервые в полном объеме публикуются воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II А. А. Мордвинова.Первая часть «На военно-придворной службе охватывает период до начала Первой мировой войны и посвящена детству, обучению в кадетском корпусе, истории семьи Мордвиновых, службе в качестве личного адъютанта великого князя Михаила Александровича, а впоследствии Николая II. Особое место в мемуарах отведено его общению с членами императорской семьи в неформальной обстановке, что позволило А. А. Мордвинову искренне полюбить тех, кому он служил верой и правдой с преданностью, сохраненной в его сердце до смерти.Издание расширяет и дополняет круг источников по истории России начала XX века, Дома Романовых, последнего императора Николая II и одной из самых трагических страниц – его отречения и гибели монархии.
Воспоминания генерал-майора М. М. Иванова (1861–1935) открывают картину жизни России после Великих реформ 1860–1870-х годов. Перед читателем предстает жизненный путь «человека из народа», благодаря исключительно своему трудолюбию и упорству достигшего значительных высот на службе и в жизни. Читатель не только следит за перипетиями личной жизни и карьеры автора, но и становится свидетелем событий мирового масштаба: покушения народовольцев на императора Александра II, присутствие русских в Китае в 1890–1900-х, Боксерское восстание, Русско-японская война, обустройство форпоста русского присутствия на Тихом океане — Владивостока, Первая мировая и Гражданская войны… Яркими красками описаны служба автора в Крыму, где ему довелось общаться с семьей выдающегося художника-мариниста И. К. Айвазовского, путь через моря и океаны из Одессы на Дальний Восток и др.
Мемуары пехотного офицера подпоручика Я. Е. Мартышевского – это воспоминания об участии в Первой мировой войне, облаченные в форму художественного произведения. Отправившийся на войну в 1914 году еще совсем юным офицером и прошедший ее до конца, Мартышевский в мельчайших подробностях рассказывает об окопной жизни и эмоциях простых офицеров на полях сражений. Жестокие бои русской и австрийской армий в Галиции, братание солдат, революция, приход к власти большевиков и развал армии – все это и многое другое, пережитое автором книги, воплотилось в его мемуарах.