Записки члена Государственной думы. Воспоминания. 1905-1928 - [57]

Тем временем из Луганска приехали Гор-ы, разыскали нас в Новочеркасске и уговорили переехать с ними в Ростов. Нам здесь так скверно и так неудобно, что мы охотно соглашаемся на этот переезд.

Итак, мы в Ростове, где-то на окраине города, близ Нахичевани, в гостинице «Метрополь», очень плохой, с клопами, с певичками. Ютимся кое-как.

Хорошо, что я заручился разрешением ехать и жить в министерском вагоне: в Екатеринбурге жить совершенно негде. Из Крыма приехали министры: С. С. Крым, Н. Н. Богданов и Бобровский. Туда же приехал и уполномоченный по продовольствию на Кубани господин Данилевский. Он в продовольственном деле – опытный человек, заготовлял продовольствие для армии в великую войну. Он сразу сообразил, что на Кубани с этим делом ничего не выйдет. По-видимому, он не сочувствовал и самому составу крымского правительства. Ссылаясь на свои личные дела, он решительно отказался оставаться уполномоченным Крыма на Кубани.

Моя миссия на Дону по совершению займа была закончена. Хлебных запасов на Дону никаких не оказалось, и донское правительство само было озабочено разысканием хлеба и фуража. На Дону мне никакого дела не оставалось.

Думаю, что по инициативе Н. Н. Богданова мне предложили занять место уполномоченного по про довольствию на Кубани, причем для продовольственных операций мне поручено было получить из ростовской конторы Государственного банка 5 миллионов рублей за счет крымского правительства. Вознаграждение было условлено в 3000 рублей в месяц.

При моем назначении я тотчас вспомнил, что и Гор-в, скрывшийся с нами от большевиков из Луганска, остался без всяких средств, и я выговорил у крымского правительства право иметь помощника с содержанием в 1000 рублей, имея его в виду на эту должность.

К этому времени экономическое совещание крымских, донских и кубанских делегатов закончилось после бесплодных разговоров с представителями Доброармии. Мы могли возвратиться в Ростов. Я спешил поделиться вестями о назначении моем и Гор-а в Екатеринодар.

Серафима Константиновна по своему характеру приняла вести эти с большой экспрессией: она сердечно рада была и за меня, и за сестру, что мы устроены на место.

– Ну, это нас менее всего интересует, – холодно ответила ей сестра. – Мы не такие люди, чтобы пропасть!

К сожалению, этот ее ответ остался для меня неизвестным, иначе я не потащил бы их с собой в Екатеринодар, так как я отлично знал, что помощь этого «помощника» для меня бесполезна. Впоследствии выяснилось, насколько я ошибался в искренности этой четы: они все время помышляли об отпущенных мне крымских миллионах, и 1000 рублей жалованья совершенно не удовлетворяли их аппетитов.

Из Ростова мы выехали в семейном купе в скором поезде с большими удобствами. Но Екатеринодар встретил нас очень негостеприимно: мы скитались по улицам, не находя нигде пристанища; телеграмма моя в гостиницу Кубанского войскового собрания обозначении меня номером, никакого результата не имела. Серафима Константиновна с ребенком попыталась съездить в пригородную станицу Пашковскую, рассчитывая там найти комнату, но бесполезно. Лишь к вечеру нам удалось найти временный приют где-то на окраине города, близ реки Кубани, на грязнейшей улице, куда извозчики отказывались ехать, в квартире какого-то пароходного капитана, донельзя переполненной жильцами, и то лишь благодаря случайному отъезду хозяина, так что хозяйка, очень добрая женщина, уступила свою спальню. Сам я поместился в кухне, на лежанке, среди тараканов.

Лишь через несколько дней нам удалось найти и реквизировать для нас два номера в отвратительнейшей гостинице, служившей притоном для ночных гуляк. Но мы были рады и такому помещению. Надо заметить, что казавшиеся в то время дорогими цены в Екатеринодаре сравнительно были очень невысоки: например, обед в ресторане – 5 рублей, хлеб белый – 1 рубль 50 копеек за фунт, молоко – 10 рублей бутылка и пр.

Все мои хлопоты по розыску продовольствия на Кубани разбивались на совершенном безучастии к нуждам Крыма как со стороны кубанского правительства, так и Доброармии.

Одна крупная ростовская хлебная фирма Варварина бралась доставить нам хлеб в Крым через Ахтыр на Азовском море. С этой фирмой мною было покончено дело. Но кубанское правительство запрещало мне вывоз хлеба, несмотря ни на какие доводы. Злые языки говорили, что я не с того крыльца начал хлопоты, нужно было идти с заднего крыльца; определенно даже указывалась цифра стоимости каждого вагона зерна за разрешение к вывозу. Не знаю, насколько слухи эти были верны, я их не проверял на практике и считал недопустимым такие приемы для представителя краевого правительства.

Министром продовольствия Доброармии[350] был Маслов[351], а товарищем его – Салазкин[352], наш рязанец – все знакомые люди. И тем не менее дело не двигалось вперед: настолько дорожили тогда кубанским зерном и для армии, и для населения. Я обивал пороги министерств и кубанских, и Доброармии и везде встречал отказ.

Комбинации с товарообменом также не удавались, главным образом потому, что Крым, помимо вина, фруктов и сластей, ничего не мог предложить в обмен на зерно. Позднее выяснилась возможность доставки из Керчи мануфактуры и из Новороссийска сельскохозяйственных машин и шпагата. На такой обмен Кубань, конечно, пошла бы, но меня уведомили об этом лишь под самый конец, когда крымское правительство доживало последние дни. Насколько небрежно и несерьезно относилось оно к моему поручению, достаточно указать, что министр продовольствия Стевен